Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Версия о том, что Абрам Нусимбаум был мусульманским аристократом персидско-турецкого происхождения — или кем угодно еще, но только не евреем с европейским образованием, — составляла часть того мифа, который Лев создавал преднамеренно. На самом деле свидетельство о рождении Нусимбаума-отца сохранилось. Происходил он из евреев-ашкенази[17] и родился 24 августа 1875 года в Тифлисе (Тбилиси), который с тех пор, как Кавказ оказался под властью России, был столицей Тифлисской губернии и всего Кавказского наместничества. Его родители переехали на Кавказ не то из Киева, не то из Одессы, этих двух крупных центров черты оседлости, где процент еврейского населения был достаточно высок. Территории, находившиеся ранее в составе Речи Посполитой, — Белоруссия, Литва и западная часть Украины, были присоединены к России при разделах Польши в 1772,1793 и 1795 годах[18]. В результате этого присоединения помимо миллионов славян, как православных, так и католиков, подданными Российской империи стали и около полумиллиона евреев. До присоединения польских территорий евреев в России практически не было, и страна оказалась не готова к тому, чтобы воспринять новую религиозно-этническую примесь. Официальное решение «еврейского вопроса» в России свелось к одному: ограничить проживание всех евреев территориями тех бывших польских воеводств, которые оказались под властью Екатерины Великой, так называемой «чертой оседлости». По сути дела было создано крупнейшее в истории гетто, огромная географическая тюрьма для новоявленных «российских» евреев.
В истории России бывали периоды, когда накал религиозных страстей в России доходил до того, что даже собственных православных правителей часть подданных считала еретиками. Так, во всяком случае, относились к ним старообрядцы, апокалиптически настроенные фундаменталисты, которые протестовали против изменений в богослужебном чине Русской православной церкви, предпринятых в XVII веке с целью привести его в большее соответствие с ритуалом церкви Греческой. Старообрядцы, убежденные, что следование новым обрядам не позволит им обрести вечное спасение, даже совершали в знак протеста массовые самосожжения (правда, на момент, когда родился Лев, их в России, по ряду оценок, было все же около тринадцати миллионов[19]).
Распространена была и так называемая ересь «жидовствующих», последователи которой не признавали божественной природы Христа и следовали только Ветхому Завету, почитали не воскресенье, а субботу и соблюдали целый ряд других иудейских обычаев, хотя отнюдь не считали себя иудеями. Жидовствующими заинтересовался царь Иван III, их представителей пригласили в Москву, и в последние десятилетия XV века им удалось обратить в свою веру немалое число знати, так что исповедующие православие ощутили потребность противодействовать опасной тенденции — некоторые ересиархи были сожжены. Православное духовенство заставило царя изгнать иудеев, они были объявлены вне закона в середине XVI века, и именно по этой причине в Российской империи их не было, когда в ее состав в конце XVIII века вошли территории, объявленные чертой оседлости. Иудаизм, подобно масонству, с которым его часто смешивали, особенно после того, как русские масоны обратились к каббале и начали избирать из своей среды священнослужителей, которых называли «коэнами», рассматривался как слишком опасное и вредное для России вероучение.
Желая избежать религиозных смут, власти стремились обратить в христианство новых подданных-евреев. В 1817 году царь Александр I лично основал Общество израильских христиан[20], однако нанести поражение иудаизму оказалось куда труднее, чем победить Наполеона. Более того, среди крепостных крестьян и торговцев в регионах, граничивших с чертой оседлости, даже проявились признаки образования новых сект «иудействующих». Религия оставалась настолько взрывоопасной и неупорядоченной силой в России, что, когда в 1825 году Александр I умер во время своей поездки к Черному морю, многие были уверены том, что на самом деле он сделался старцем Федором Кузьмичом. На протяжении XIX века в России было высказано немало идей относительно того, как надлежит поступить с «чужеродным» элементом, то есть с евреями. В конце XIX столетия Константин Победоносцев предлагал разрешить «еврейский вопрос» в России посредством «третей»: предполагалось, что треть евреев эмигрирует, треть примет христианство, треть вымрет от голода. Охранка, царская полиция, сфальсифицировала документ, ставший известным как «Протоколы сионских мудрецов» — мнимый план еврейского заговора по распространению мировой революции. Во время неудачной революции 1905 года погромы, прокатившиеся по России, ужаснули весь мир.
В этой огромной антисемитской империи Кавказ представлял собой редкостный оазис. Здесь евреи были лишь одним из прочих национальных меньшинств, древним народом, который пользовался всеобщим уважением. На территорию современного Азербайджана евреи бежали после разрушения в 70 году Второго храма, тут растворились после исламского завоевания Персии и потомки тех иудеев, что оставались в ней со времен Вавилонского пленения. Даже жидовствующие, эти «нееврейские евреи» России, нашли здесь убежище, поселившись в XIX веке в лесных районах на границе Азербайджана и Ирана. В глазах мусульманских владык, правивших на большей части Кавказа, положение евреев как людей Писания ставило их на более высокий уровень по сравнению с зороастрийцами или представителями других языческих сект[21].
Евреи-ашкенази тайно уезжали на Кавказ из черты оседлости на протяжении всего XIX столетия — для этого нужно было только пережить несколько дней плавания по Черному морю. Количество таких переселенцев заметно увеличилось с началом нефтяного бума, после 1870 года.
Возможно, дед Льва Нусимбаума переехал из черты оседлости в Тифлис в 1850-х или 1860-х годах, а его отец, Абрам, уехал из Тифлиса в Баку в начале 1890-х годов. Хотя Лев умалчивал об этом периоде семенной истории, можно предполагать, что для Абрама Нусимбаума Баку стал тем же, чем для его современника Осипа Бененсона, тоже еврея-ашкенази, разбогатевшего на бакинской нефти[22]. Дочь Бененсона, Флора, вспоминала, что вскоре после своей женитьбы в 1880-х годах ее отец порвал со своими родственниками, жившими в черте оседлости, потому что «стремился на далекий Кавказ, край, который в девятнадцатом веке являлся предметом романтических устремлений любого российского юноши». Однако Бененсон — продолжала Флора — не был романтиком; у него в жилах текла кровь игрока, она и оторвала его от родных корней.