– Да, это я, – бросив взгляд на стоявшую спиной ко мне, старуху Кани, отвечаю.

Виновато поглядывающий на меня Кор, завершал картину «Здесь происходит что-то серьёзное».

– Я вынужден допросить вас по факту нападения на слугу Его Величества, – сухо произносит военный – мужчина лет тридцати пяти, одетый в кожаные штаны и меховой жилет на голое тело.

Посмеялась бы над тем, что меня собирается допрашивать полуголый воин из фантазий Алинэ, но что-то мне совсем не смешно.

– С готовностью отвечу на все ваши вопросы, но прошу позволения отпустить Кати: она должна отнести наверх напитки. Посол Его Величества запретил герцогине покидать покои, и без помощи слуг госпожа может испытывать некоторые трудности… – мягко произношу, чуть склонив голову.

Вояка косит глазом на худого человека в углу, но тот его полностью игнорирует.

– Да, конечно. Гости Его Величества не должны испытывать неудобств, – кивает мой дознаватель и указывает Кати на поднос.

Ха. Это всё, что я могу сказать по поводу услышанного.

Девчушка устремляет на меня испуганный взгляд, то ли ожидая решения, то ли реагируя на известие о моём нападении на местных слуг. Едва заметным кивком отправляю её с кухни. Хочу напутствовать, что некоторые вещи нужно держать втайне от герцогини, но, боюсь, Кати не сумеет сохранить секрет: её лицо слишком красноречиво, а Алинэ слишком наблюдательна.

Когда за служанкой закрывается дверь, я чуть расслабляюсь. Хоть кто-то останется рядом с моей подопечной на случай моего задержания.

– Итак, около часа назад вами было совершено нападение на помощницу кухарки, вследствие которого та лишилась возможности двигать ногами, – начинает военный, цепко глядя на меня, – вы не отрицаете этого факта?

Интересно, почему он мне выкает?

Внимательно смотрю на вояку, размышляя, стоит ли задать вопрос вслух – или пока достаточно будет просто плыть по течению?

– Всё так и было, – киваю, опуская взгляд вниз.

Кор уже наверняка успел передать всю информацию своему начальству. Соврать не получится.

Но и умничать нельзя – так что после признания замолкаю.

– Вы… не скажете ничего в своё оправдание? – слегка удивленно уточняет военный.

– Кор и Кани присутствовали во время нападения. Уверена, они рассказали вам все обстоятельства, – отвечаю ровно.

Думали, я начну ругать северян за грубость и утверждать с пеной у рта, что она сама виновата?

Конечно, виновата. Но об этом не мне судить.

В данном случае лучше быть тише…

– Их показаний недостаточно. Я жду вашего ответа, – спустя некоторое время, произносит военный.

Любопытно, какой у него чин? И зачем вообще пришёл этот человек? Так процесс допроса не проходит…

И чего это мы каждый раз такую паузу выдерживаем перед вопросами? Неужели постоянно взглядом у начальства уточняем – о чем спрашивать можно, а о чём нельзя?

– Если вы хотите услышать, с чего всё началось, – протягиваю, решив хоть немного структурировать свой собственный допрос, – то, вот, как это было… Я пришла уточнить, когда будет обед, но ответ получила не сразу: помощница кухарки сперва решила объяснить мне, какие порядки нынче в Гостевом дворце. Ей это показалось важным, поэтому я её выслушала. Но когда она, доверившись слухам, назвала меня блудницей, я не сдержалась и подняла на неё руку.

– Подняли руку? – переспрашивает военный, откровенно заинтересовавшись.

Похоже, об этом инциденте Сати умолчала.

– Я дала ей пощечину, показывая своё отношение к поспешным выводам, озвученным вслух, – поясняю вежливо.

– Вы хотели проучить слугу Его Величества? – уточняет дознаватель.

– Я хотела донести свою позицию относительно её оскорблений самым понятным для неё способом, – отвечаю всё так же вежливо.

– Применяя физическую силу? Вам этот способ не кажется… слишком жестоким? – интересуется дознаватель, а я прикладываю немалые усилия, чтобы удержать бровь на месте.

Жестоко? Простая пощечина, после которой в меня полетели ножи? Этот северянин шутит, что ли?

– Отец всегда говорил мне, что стерпеть можно всё, кроме несправедливости, – ровно произношу, – А объяснять надо так, чтобы было понятно с первого раза.

– Ваш отец был наёмником? – переспрашивает военный.

– Да, – не моргая, отвечаю.

И буквально кожей ощущаю взгляд черноволосого в углу.

– Как же он работал с такой установкой? – усмехается мой дознаватель.

– Не особо успешно, учитывая результат, – произношу от души.

– И что было дальше? – складывает руки на груди военный.

– Помощница кухарки магией ветра подняла ножи в воздух и отправила их в меня, но я успела увернуться. А потом ударила её по позвоночнику: отец говорил, что это самое слабое место у человека! Он оказался прав, – отвечаю послушно.

И замечаю некоторое недоумение на лице военного. Кажется, он понятия не имел, как вообще на меня реагировать.

На меня и мои прямолинейные ответы.

– Какая… хорошая рассказчица, – протягивает черноволосый, поднимаясь со стула и как-то нехорошо улыбаясь, – прям сказочница!

Напряженно слежу за его медленным приближением, ощущая опасность.

Настоящую опасность.

– Всё, что сказала эта глупая служанка – чистая правда, – склоняю голову, добавляя в голос немного волнения.

Логика в моей легенде не нарушена. Отец, конечно, фигура спорная, но у кого в семье вообще нет секретов?..

– И часто ли глупым служанкам герцогини Даронской приходится сталкиваться с магами ветра?

Этот вопрос поставил меня в тупик.

…

Проклятье…

...

Слуги так не ведут себя! Я должна была испугаться и сделать вид, что всё произошедшее – счастливая случайность! Даже при наличии легенды про отца-наёмника!

Но я отреагировала иначе – во мне появилось желание показать Сати её место передо мной.

На полу. Без возможности держаться прямо.

Меня занесло, потому что я была не готова к презрительному отношению местных.

– Я… никогда не сталкивалась с ними. Но в меня частенько метали ножи… до моего поступления на службу к герцогине. Поэтому я не растерялась, – медленно отвечаю.

– Цаянок даже в герцогстве недолюбливают? – склоняет голову черноволосый, провоцируя на агрессию.

– Нет, там к нашему народу отношение вполне терпимое. Что касается моих умений уворачиваться от атак – отец тренировал меня, чтобы я могла выжить, когда он умрёт и перестанет меня защищать, – отвечаю, глядя ему в глаза.