— Кудрявцева, — некрасиво взвизгнула я, оценив незавидное положение профессора Сатува, — ты этого не сделаешь! Не смей! Не лезь в нашу работу!

— Бери отпуск, пока дают, — отрезала Таська.

Я проводила профессора Сатува по дорожке к входной арке. Буря начала уже выдыхаться, и сквозь рыжую пелену взбаламученного песка вновь проступили контуры местного солнца с вытянутым в сторону наглой компаньонки хоботком. Чем это безобразие окончится, известно — коллапсом и второй черной дырой. У Нивикии при таком раскладе нет шансов. Сгорит…

— Все-таки они здесь чужие, румасвиринув*,- озвучила я давно терзавшую меня мысль. — Скажем, колонисты. Прибыли сюда и здесь остались.

___________

*румасвиринув — вежливое обращение к гентбарцу-кисмирув.

— Не верю, что им не хватило ума спрогнозировать жизненный цикл звезды, у которой они собирались жить, — возразил гентбарец.

Он тоже поднял голову к небу. Да. Зрелище феерическое. Даже сквозь купол и даже сквозь бурю.

— Может, двигатели отказали, — предположила я. — Или просто истощился ресурс транспортника… а здесь можно было остаться, все-таки кислородная атмосфера… они и остались.

— В таком случае, где звездолет? Или хотя бы его останки.

— Найдем, — заверила я.

— Было бы неплохо…

— Профессор, — я осторожно тронула его за руку, — простите, пожалуйста…

Он поднял бровь, удивляясь.

— Ну, за Таську, — сбивчиво пояснила я. — Она вообще-то не такая свинья на самом деле, она хорошая.

— Это я хорош, — качнул он головой. — Не подумал.

Настала моя очередь удивляться. Что?

— У вас, у людей, ведь как у наших крылатых — вся жизнь на войне любви. Мне это недоступно, но понять я могу, и жалею, что не догадался раньше. Конечно, летите в отпуск. И возвращайтесь. Будем искать звездолет нивикийцев.

Я кивнула.

— Спасибо, профессор.

Мы расстались. Он вызвал капсулу, а я понуро побрела к дому. В любом языке у любой, размножающейся половым способом, расы существуют слова, имеющие двойной смысл. Тот самый подтекст, который способен самое невинное предложение превратить в… Ну, в общем, превратить.

У нас, к примеру, слово «трахнуть» частенько используется вовсе не в изначальном своем смысле «стукнуть, ударить». А многие нечеловеки (нелюди не скажешь, ибо, опять же, нюансы. Если вы — русскоговорящий, вы понимаете, не так ли?) ведь путают, да. И получается когда смешно, а когда и не очень.

Брачные игры гентбарцев проходят в воздухе и слово «летать» в устах гентбарца… Ну, вы поняли. Мне пожелали не просто отдохнуть и развеяться, а… вот то самое. Для приведения в норму гормонального фона. Причем гентбарцы настолько прямые и честные ребята, что выдают такие вот вещи как нечего делать. Есть строгое разграничение между официальным, разговорным и обсценным языками; профессор использовал второй, придраться не к чему. Придраться не к чему, а на душе все равно пакостно.

Надо бы разозлиться, как следует, и что-нибудь поджечь или разбить, чтобы успокоиться. Но всю мою злость унес с собой лантарг Поункеваль. Обидно. Вот так хочешь что-нибудь разбить или поджечь, а не можешь, потому что запал пропал и тебе элементарно лень.

Таськин энтузиазм сбивал с ног:

— Ка-кой! — восхищенно заявила она, имея в виду профессора Сатува.

Я мигом разглядела нездоровый хищнический блеск ее глаз. Черт, неужели влюбилась?!

— Остынь, — посоветовала я сходу. — Сатув — гентбарец!

— А я не расистка, — отмахнулась Таська, — в отличие от некоторых!

Дура ты. Набитая. В информе бы хоть посмотрела, кто такие гентбарцы и что они такое! Но сейчас затевать спор — пустое дело, меня не услышат.

— Ему сто два года, — зашла я с другого угла. — Ты ему во внучки годишься!

— Сто два года — аргумент, — печально вздохнула подруга. — Эх… Предупреждать надо!

— Ну, извини, — развела я руками, и все же, не удержавшись, сказала: — Почитай про гентбарцев, полезно будет.

Но Кудрявцева лишь отмахнулась от меня и с новым азартом взялась за каталог женской одежды. Я поняла, что от меня не отстанут, и обреченно присела рядом.

Через два дня мы с Таськой торчали в космопорту, ожидая челнока на Нивикию-Орбитальную. Я немного трусила, потому что последний раз выбиралась за пределы атмосферы четыре года назад, когда сюда летела. На мне был дорожный костюм из проекта «Новая Элина», тот, который меньше всего вызвал раздражения, серо-лиловый, в мелкую белую полосочку. Вообще, я хотела ехать в стандартной одежде: брюки, блузка и куртка, на ногах — всепогодные любимые кроссовки, через плечо — сумка. Но это все Таська посоветовала швырнуть в мусоросжигатель, потому что а) столетней давности (еще бы, именно в этом я на Нивикию и прилетела…), б) четыре года не прошли даром и я растолстела, отчего все эти вещи сидят на мне, как на жвачном животном (гнусное вранье!) и — последний, но убойный аргумент — в) приличные люди на девушку в таком тряпье даже не посмотрят.

Приличные люди! Как же. Да людям в большинстве своем наплевать. Но Таську не переспоришь, проще рукой махнуть.

По правилам, явиться следовало за три часа до посадки. Явились, ждем.

Сидим в креслах, вспоминаем юность свою дурную в Федеральной Академии Галактической Истории, — все-таки весело там было, есть что рассказать, есть о чем вспомнить. Ждем, когда объявят посадку на наш рейс.

Все-таки засиделась я в своих раскопах. Четыре года никуда с планеты. Романтика дальней дороги стучалась в мое сердце, и было мне странно и страшно, одновременно тревожно и радостно. Перемены! Приятные, что немаловажно, перемены.

Лантарг Поункеваль подошел к нам примерно через час. Вообще говоря, он часто лично дежурит в космопорту. Присматривает, так сказать. Беседует с нехорошими личностями, буде такие появятся. На планету кто только не летит, из сомнительного народа, имею в виду. Губернатор их не особо зажимает, только плати ему, почти официально. И не доставляй проблем. Вот они и летят. С некоторыми, по сумме их заслуг и славы, лантарг проводит инструктаж по безопасности лично. Даже думать не хочу, в какой форме. Но, полагаю, негодяю достаточно посмотреть на нашего лантарга, чтобы все усвоить с полуслова. И не создавать проблем.

— Элинав, — сказал он мне донельзя, — уделите мне пару минут личного времени.

Я оглянулась на Таську, та показала мне большой палец, зараза! Но не убегать же с воплями! Тем более, человек при исполнении. Черная униформа, оружие, хвост свой розовый, перетянутый в нескольких местах шнурком с деревянными висюльками, через плечо перекинул. Смотрится убойно. Розовый и черный.

— Я что-то снова потеряла? — покаянно спросила я, заодно проверив, на месте ли мой терминал.

Он был на месте, в сумочке, сумочку я держала крепко.