Девочка замешкалась с ответом — зато протянула руку, чтобы отпереть щеколду и впустить будущего знакомого. Сам временно незнакомый, предугадав ее намерение, приблизился к калитке — воздух наполнился запахом дорогого одеколона, — но тут же отпрянул. На рукаве появилось алое пятно — Женя чуть-чуть не вскрикнула. Но это была не кровь, а всего лишь свежая краска. Кто-то недавно нарисовал на заборе дачи Александровых алую пятиконечную звезду.

— Черт… — Неизвестно откуда, он, как фокусник, извлек шелковый платок с вышитым вензелем и безуспешно пытался оттереть с одежды краску. — Пентаграмма.[8]Откуда ей здесь взяться? Я теперь не смогу к вам войти… Извините, Эфгения. Скажите сестре, что я заходил. Бон суар, милая девушка…

Гость исчез поспешно, словно растаял в сумраке.

Женя так ничего и не сказала сестре о сумеречном визитере.

Вечером Ольга действительно засела за учебники и занималась допоздна. Женька легла рано, с головой укрылась простыней и смотрела сон. Ей снилось, как всходит на эшафот красавец-санкюлот — вылитый сосед из дома напротив — отбрасывает треуголку, опускается на колени и медленно снимает с шеи медальон, подносит к губам портрет юной девушки…

Женька проснулась, потрясенная села на кровать — в руках героя был миниатюрный портрет растрепанной девчурки, с которой она пыталась заговорить на кладбище!

В комнате стояла духота, губы пересохли, она набросила Ольгин жакет, попила воды на веранде и спустилась в сад, чтобы вдохнуть прохладного воздуха.

Предутренний туман висел над оврагом серыми клочьями, в предрассветном мареве противно звенели комары. Цветы пахли таким сладким, дурманящим запахом, от которого подташнивало и мутилось в голове. У сарая Женька остановилась — ей показалось, что кто-то раскачивается на веревочных качелях.

— Кто здесь? — тихо спросила она.

— Я… я позвала тебя… — зашелестел в траве ветер, — …слушай, слушай меня… — откликнулась сочная листва.

Девочка испуганно оглянулась.

Из-за ствола дуба выглянула та самая растрепанная девчурка в поношенном маскарадном платье. Она стояла неподвижно и смотрела прямо перед собой огромными глазами. Только глаза были какие-то странные — темные, без зрачков, глубокие и пустые, как два колодца. Девчурка молчала, но Женька явственно слышала торопливый шепот:

— Эфгения, зло стучится в твои двери… проси убежища в церкви… прячься на кладбище — проклятый не смеет ступить на святую землю… не верь ему… не пускай в свой дом… не пускай в свое сердце… беги от него… беги далеко-далеко…

— Кто ты? Как ты сюда попала? — твердо спросила Женя, сделав шаг к девочке.

— Мне помог Тимур… он снял цепь… — Действительно цепочки с медальоном на шее у девчурки сегодня не было. — Я смогла прийти и сказать тебе… Знай! Он выпьет твою кровь и отнимет твою чистую душу, как отнял мою… но я была слаба… а у тебя есть сила… он пришел за твоей силой…

— Нет никакой души! — хотела громко крикнуть Женька и топнуть ногой, но у нее ничего не получилось — ей было холодно и очень страшно.

Девчурка поблекла и растворилась в утреннем тумане, как залитый водой акварельный рисунок.

Женя закуталась в жакет, подбежала к дереву, обошла его и внимательно осмотрела место, где стояла девочка. Никаких следов от неё не осталось, только лежала на мокрой траве фотография: отец в строгой военной форме, а рядом смеются они с Ольгой, обе в нарядных матросках. Она хорошо помнила тот день — папа появился с новыми «ромбами» в петлицах[9]— и долго смеялся, когда младшая дочка спросила — ты теперь «кавалер ордена»? Потом они втроем пошли гулять в парк. Но такой фотографии у сестер Александровых точно не было! Девочка осторожно перевернула карточку — на обороте было написано «Mortal comdiv Alex».

В пальцах тревожно защипало, Женька побежала домой, спрятала снимок под скатерку на комоде, а когда Ольга позвала ее купаться на речку, наврала, что зуб болит.

Ей нужно было остаться одной и срочно узнать правду, план — как все выяснить! — она составила сразу же, еще ночью, в саду…

Женька погладила матроску, вытащила из комода старомодные розовые чулки — она не знала, чьи это и откуда там взялись, главное — они были достаточно плотными, чтобы защитить ноги от крапивы. Оделась. Заплела волосы в две косички, подошла к зеркалу.

Нет… Чего-то не хватало. Как может выглядеть человек после несчастного случая? Ясно, что кожа у него должна быть совсем-совсем бледной, как у той прозрачной девочки, а глаза несчастными. Она порылась в Ольгиной сумочке — ага, напудриться рисовой пудрой. Теперь помада… Помады у Ольги нет — комсомолкам неловко красить губы. Пришлось основательно послюнявить красный карандаш, глаза она подвела обгоревшей спичкой — в школьном туалете Женька часто видела, как старшеклассницы наводят красоту таким нехитрым способом, — и пошла искать подходящий камень.

Ее план был прост: сейчас она разобьет колено, уляжется на кладбище рядом с кустами крапивы, — которые хорошо видно из окон тринадцатого дома. Сделает вид, будто бы она упала и ей стало плохо.

Ни в какие суеверные байки про проклятых, которые почему-то не могут ходить по кладбищу, Женька, понятно, не верила. Просто хотела убедиться. Незнакомец увидит ее — бездыханную и прекрасную — в окно. Наденет шляпу, выбежит, как положительный человек, опустится на одно колено, склонится над нею, шепнет «Эфгения».

Поднимет на руки и унесет…

Куда?

Женька стукнула куском кирпича по коленке и взвизгнула от боли. На чулке расползлась здоровенная дыра, а ранка получилась не впечатляющая — совсем крошечная.

В общем, не важно, куда унесет ее незнакомец…

Важно, что она медленно придет в себя и сможет расспросить про ненормальную девчурку (все нормальные советские школьницы знают, что никакого Бога нет, а значит, прятаться в церкви глупо), потом про их семейную фотографию.

Конечно, выяснится, что этот дяденька папин хороший знакомый, что отец сам подарил ему карточку и попросил присматривать за дочками!

Идти по кладбищу в сестриных туфлях на каблуках было неудобно. Зато можно прикинуться, вроде подвернула ногу. По дороге Женька набрала земляники, растерла в руке и прилепила на разбитую коленку — ранка стала выглядеть гораздо серьезнее. Она старательно выбрала подходящее место, для удобства подложила под голову толстую книжку — неизвестно сколько ей придется изображать жертву несчастного случая. Легла, вытянулась и закрыла глаза.