— Тимур — ну я же не знала, что ты Тимур… Почему ты сразу не сказал?

— Это тайна. Секретное имя, — буркнул мальчишка, — чтобы… делать людям добро!

В ту же самую минуту Арман шептал ее сестре:

— Ольга, это я виноват, ничего не могу поделать с мальчишкой! Но я подарю вам новые, прекрасные туфли, и мы пойдем на танцы завтра вечером, хорошо?

Ольга неопределенно улыбнулась.

Солнце клонилось к закату. У самой верхушки разросшегося старого платана, неподалеку от поселковой амбулатории, устроилась сойка. Любопытная пичуга смотрела вниз, туда, где бушевали недоступные ее птичьему уму страсти. Прямо под нею, в густой зеленой листве на ветках устроились двое мальчишек — один в полосатой тельняшке, другой в бриджах. В руках у мальчишек заманчиво поблескивал золотистый предмет. Это был помятый театральный бинокль, который они поочередно подносили к глазам. Еще сойка видела, как у забора амбулатории сгрудились поселковые подростки. Один из них встал на четвереньки, другой, в видавшей виды кепке, взобрался к нему на спину и оттуда заглядывал через забор. Их третий приятель старательно расшатал и уже отодвинул доску, пытаясь пролезть во двор через дыру.

Всю ватагу очень занимало, что происходит в амбулатории, но разглядеть хоть что-то через пыльные оконца было непросто. Одни напирали на подгнивший забор, другие ерзали на сухой ветке, а потом случилось неизбежное: ветка с хрустом подломилась, мальчишки полетели вниз — мягко приземлились, переполошив группу у забора, — забор не сдюжил и рухнул, теперь все ребята барахтались прямо во дворе:

— Вы чего здесь?

— Чего — того!

— Любуетесь, как вашему комиссару впаяют за хулиганство? Вот смеху будет!

— Как бы вам самим по шеям не впаяли!

— Сдачи получить не боязно?

Напуганная шумом сойка вспорхнула и закружила над двором. На крыльцо выбежал человек в милицейской форме, за ним другой, в шляпе и костюме — темном, как крылья сороки. Казалось, что с каждым догорающим лучом солнца его сила и ловкость прибывали. Мужчина без труда растащил подростков, взгрел, не разбирая правых и виноватых, с крыльца за ними следили две восторженные девушки и паренек в синей рубашке. Арман, это был он, заставил ребят кое-как вернуть забору вертикальное положение и передал всю бойкую ватагу на милость участкового. Но сойке было не до них — она упорхнула к соседнему старому дереву, клевать в коре долгоносиков.

Милиционер пожал руку добровольного помощника. Странное ощущение. Ему показалось, что под дорогой замшей спрятан кусок льда, до того она была холодная, — одно слово, «стальная рука Коминтерна»! Но товарищ шутку проигнорировал, напомнил, что служит по линии Совинторга, и протянул милиционеру купюру — в качестве штрафа за свое незаконное, без прописки, пребывание в поселке, и даже не стал дожидаться квитанции.

Гореев слегка подтолкнул Тимура вперед, в этот краткий миг по его лицу скользнула судорога боли. Оба обитателя дома за номером тринадцать быстрым шагом удалились в сторону своего жилища. Ольга тут же потащила упирающуюся сестренку в сторону дачи, осыпая обещаниями посадить Женьку под самый настоящий домашний арест до приезда отца.

Ватага ребят разбежалась в разные стороны — участковый для острастки отечески пожурил озорников и распустил по домам. Никакого злодейства за ними замечено не было. Но удержал за рукав родного племянника Мишку и, отвесив ему изрядный подзатыльник, потащил за собой к мотоциклетке.

— Успеешь в салочки набегаться, — пробурчал участковый, — идем, подмогнешь. Мертвяков не боишься?

Квакин пожал плечами:

— Вроде нет.

— Это правильно, живых бояться надо. Понаехали в синих фуражках, не продыхнешь от них. Шныряют, вопросы задают — хотя с мальчонкой дело ясное. Неймется им, того и гляди постучатся: «Здрасте! Как вы, гражданин участковый, племянничка прописали? Для чего вы ему год рождения подделали? С чего это он у вас который год в школу ходит, вместо служить в Красной Армии?» — бубнил милиционер, пока мотоцикл катил по проселку, вздымая клубы пыли. — Все через мою доброту…

Мишка обиженно шмыгнул носом, огрызнулся:

— Или полюбопытствуют, чем один гражданин занимался до семнадцатого года? Может, он служил в царской охранке и скрывает свое преступное прошлое?

— Вот наделил Господь племянничком. Кулацкое отродье! — Мотоцикл свернул в придорожную рощицу. Здесь, среди высокой травы, неприметное с дороги, валялось тело неказистого мужичонки в фуфайке. — Ирод, иди, возьми его за плечи, запихнем в коляску.

— Фу… Чем от него воняет?

— Наглотался политуры в столярном цехе, пьянь беспробудная, отравился и помер! Ему все равно — а живым отвечать. Второй труп за неделю в поселке! Не шутка…

— А синяк у него на шее откуда?

— Навряд ли такого пропойцу бабы целовали. Значит, подрался с другим пролетарием за пузырь спиртосодержащего вещества. Очевидный факт!

— Ловко вы, дядя Паша, все проницаете…

— Известно, по службе. Специалист, он при любой власти на хорошем счету.

— Куда мы его?

— В карьер свезем. Полчаса ходу — а другая область, и район захудалый. Там никто шуму поднимать не станет — даже если найдут. У нас ведь как — Москва под боком, «профессорский поселок», в каждом втором доме тот — нарком, это — шпион.

— Шпионов, вроде, выпускать начали? Симакова батю на днях амнистировали…

— Одних выпустят — других посадят. Видал, сколько архангелов понаехало?

— Говорят, они упыря ловят, которого доктор видел на кладбище…

— Доктора самого на лечение сдать пора, прости меня господи! Я ему говорю — если нету отверстия от пули, значит, несчастный случай. Испугалось дите выстрела, упало с дерева и сломало шею — очевидный факт. А он мне — нет! Убийство, странные симптомы, требуется экспертиза, и давай в город названивать. Видали народного сыщика? Чтобы ему пусто, этому Колокольникову! Через него весь переполох.

Родственники добрались до места, спихнули труп в карьер, наспех забросали песком, потом кое-как помыли мотоцикл и коляску в реке. На обратной дороге они застряли на переезде. Тепловоз упрямо тащил по рельсам платформы с зачехленными брезентом орудиями и танками. Пересчитать их не хватило бы никакого терпения.

Рядом с мотоциклеткой участкового, прямо под ярким фонарем, замерла черная пузатая машина с важным начальником. Серьезный человек в круглых очках просматривал бумаги, отделенный от мирской суеты бронированным стеклом. Его охранники — крепкие парни в добротных костюмах — выскочили из машины перекурить.

Участковый, протянув одному огонька, кивнул на воинский эшелон:

— Скажите, хлопцы, скоро война начнется?

Охранники переглянулись, а важный человек самолично опустил стекло, внимательно посмотрел на милиционера поверх очков: