на этой скважине были проведены 22 июня, после чего она была законсервирована. Но сегодня утром ко мне зашел Костя Шарыкин и попросил разрешить ему повторно провести на этой скважине каротаж. Геофизики ведь сейчас делают профилактику аппаратуры, вот Шарыкину и хочется проверить приборы в деле. Это будет как бы контрольный каротаж...

— Понятно... — задумчиво произнес капитан, покусывая травинку. Расстегнув ворот рубашки, спросил: — Куда потом денут эту контрольную каротажную диаграмму?

— Подклеят к основной, за 22 июня... Может, мы сейчас заглянем к геофизикам?

— Давайте.

Боголюбов и Рябинин направились к густому ольховнику. Здесь почему-то совершенно не росла трава, по серой глинистой почве вилась едва приметная тропка. Начальник экспедиции шел впереди, капитан — чуть сзади... Когда сквозь зеленую вязь деревьев Рябинин увидел красную машину геофизиков, стоявшую на опушке, то сразу же остановился.

— Этой тропкой часто ходят? — обратился он к Боголюбову.

— После проведения каротажа 22 июня по ней, пожалуй, никто не ходил. Буровые отсюда далеко, да и геологам-съемщикам здесь делать нечего.

— Двадцать второго июня, как рассказывал мне Брянцев, у вас был дождь... Геофизики делали каротаж после дождя?

— Нет, до дождя... А что?

Рябинин ничего не сказал. Сделав несколько шагов вправо, он сосредоточенно смотрел в землю. Подле маленького бочажка его внимание привлек отпечаток чьей-то обуви: на подошве — четыре параллельных поперечных полосы, как бы «лесенка», а на каблуке — три глубоких квадратика. Длина отпечатка — тридцать один сантиметр, это соответствует сорок четвертому размеру обуви... Рябинин знал, что подобный отпечаток дают геологические сапоги. Такие, как дал ему Боголюбов. Кожаные, добротные сапоги. Со специальными ремешками на голенищах, толстой резиновой подошвой. Сапоги эти пользуются особой любовью у геологов — в них хорошо ходить по горам, спасают они и от дождя. Их носят в экспедиции многие, и сам по себе этот факт был обыденным. Заинтересовало капитана другое: среди засохшей глинистой массы в «лесенке» и трех квадратиках он увидел крохотные, с пшенное зернышко, желтые и красные крупинки... Одна, две... четыре... семь... Капитан долго рассматривал их. Боголюбов молча наблюдал за его действиями, не решаясь ни о чем спрашивать.

Между тем Рябинина эту минуту интересовал один-единственный вопрос: кто был в этом неприветливом ольховнике после дождя двадцать второго июня? Если кто-нибудь из геофизиков — это одна сторона дела. А если кто-то другой, неизвестный? Что же он тогда делал здесь? Пил воду из бочага или забрел сюда по нужде? А может, у него была иная цель?..

Сейчас, когда в экспедиции действовал хитрый и осторожный агент, каждая, даже незначительная на первый взгляд деталь приобретала особый смысл. Потому-то и был так сосредоточен капитан. Вырвав из блокнота чистый листок, он выковырял из глины перочинным ножом красные и желтые крупинки и, завернув их в бумагу, спрятал в карман брюк. И лишь после этого перевел взгляд на Боголюбова:

— Пойдемте, Иван Васильевич.

Шестьсот седьмая скважина была рядом с небольшим озером, заросшим у берегов короткими столбиками белотаежника и высоким остистым кукушником. Красный «газик» геофизиков стоял метрах в пятнадцати от буровой. Из распахнутых дверей «каротажки» тянулся к устью скважины толстый резиновый кабель с железными метками, идущими через каждые десять метров. У устья стоял невысокий красный блок, который был привязан цепью к ржавой обсадной трубе. Возле трубы, держа под мышкой брезентовые рукавицы, разглядывал что-то сутулый угрюмый парень.

«Семен Тополевский... — определил капитан, окинув парня быстрым оценивающим взглядом. — Точь-в-точь как на фотографии...»

Боголюбов подвел Рябинина к операторскому отсеку и познакомил с начальником геофизического отряда Костей Шарыкиным.

Костя крепко пожал инспектору руку и пригласил к себе в отсек.

— Присаживайтесь, пожалуйста... — сказал он, показывая жестом на диван.

Рябинин подтянул на коленях брюки и сел. То же самое сделал и Боголюбов.

— Гена! — крикнул Шарыкин, высунув голову в окошко.

В распахнутых дверях операторского отсека появился черноглазый паренек с круглым, как мяч, мальчишеским лицом.

«Ну, а это, конечно же, Геннадий Завьялов, шофер «каротажки», — тотчас же констатировал мысленно капитан.

— Гена, — обратился к шоферу Шарыкин, — у тебя как, готово?

— Давно! — весело отозвался Завьялов, здороваясь с капитаном и начальником экспедиции.

— В таком случае, заводи, будем начинать, — произнес Костя, поглаживая курчавую бородку.

Шофер утвердительно кивнул и исчез. Через минуту раскатисто заурчал мотор «каротажки», скрежетнул рычаг скоростей... Костя положил возле себя остро заточенный карандаш и перочинный нож.

Рябинин с интересом разглядывал операторский отсек. На длинном, от двери до окошка, столе стояли выкрашенные в светло-синий цвет приборы. На пульте ярко горела красная сигнальная лампочка, под которой белела надпись «Питание»; тут было много эбонитовых ручек, тумблеров и блестящих белых индикаторов. От пульта змейкой шел толстый кабель к самопишущему устройству, или попросту — «самописцу», как называли его геофизики.

Костя достал из ящика на стене флакон с чернилами, заправил самописец. Взяв карандаш, крупным разгонистым почерком написал на каротажной ленте: «Скв. № 607. Контрольный каротаж. 18 июля».

Рябинин внимательно наблюдал за его действиями...

Шарыкин нажал справа от себя на стене белую кнопку. Спустя несколько секунд в соседнем отсеке появился Завьялов.

— Проверь щетки на коллекторе, сейчас начнем, — предупредил его Костя.

Начальник геофизического отряда, вращая на пульте круглые рифленые ручки, установил требуемую величину питания.

— Какое напряжение вы подаете в скважину, на снаряд? — спросил у Шарыкина капитан.

— Двести вольт.

— А почему товарищ, стоящий у лебедки, не пользуется резиновым ковриком? Вы проводили с ним инструктаж по технике безопасности? — снова задал вопрос Рябинин.

— А зачем ему коврик? У него сапоги на резине.

Капитан встал и, перегнувшись через окно в соседний отсек, бросил взгляд на ноги Завьялова — тот носил кирзовые сапоги.

— Все равно нужно пользоваться ковриком, — заметил Рябинин. — В кирзовых сапогах могут быть гвозди... — Помолчав, спросил: — Ну а как с инструктажем?

— У нас все его прошли... Вон Иван Васильевич был председателем комиссии, он знает, — Костя кивнул в сторону Боголюбова. — Если хотите журнал по инструктажу посмотреть, так он в конторе...

— Хорошо, посмотрю.

Шарыкин повесил себе на шею лежащие возле пульта наушники с резиновыми подушками и вопросительно глянул на Завьялова:

— Как там у тебя?

— Все на мази!

— А у Семена?

— И у Семена тоже. Можно давать скорость?

— Давай!

Костя щелкнул переключателем на пульте. В наушниках тотчас же захрипело, затрещало: раздалась гулкая дробь сигналов.