Челпанов, Чжан Цзай, Плотин. Основной труд — «Эннеады». Кстати, тоже в нашей библиотеке. Поволока у него именуется «эманацией». И он уже предупреждает о чрезвычайном вреде при попытке хоть как-то ее использовать. Подчеркиваю — «хоть как-то»…

Вторая теория — это, так называемая, наша теория. Она относится к социальному аспекту, то есть любое проявление и изменение поволоки продиктовано, согласно этой теории, изменениями в сознании общества. Разумеется, когда-то, еще до возникновения человека, процессы протекали в несколько ином ключе. Трудно сказать, как именно. Наблюдения за поволокой после стрелецкого бунта, по велению Петра Первого, были прекращены, а почти все книги тех времен сожжены, о чем есть упоминания у Ломоносова, тайно интересовавшегося поволокой.

Вот строки из его стихотворения «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния»:

Как может быть, чтоб мерзлый пар

Среди зимы рождал пожар?

Там спорит жирна мгла с водой,

Иль солнечны лучи блестят,

Склонясь сквозь воздух…

Очень интересное «там». Как видите!..

Начиная со второй половины прошлого века наблюдение возобновляется. А с появлением безумного авантюриста Распутина — начинается злостное активное вмешательство! Четвертое отделение, перестав быть самостоятельной научной единицей, вынуждено, примкнув к царской охранке, подчиняться… Сведения о поволоке раз за разом просачиваются за его пределы. Образовываются целые партии. Начинаются эксперименты с кровью. Пример тому — второй в свое время человек в среде большевиков, автор «Красной планеты», ныне академик Буданов. Слава богу, его удалось отстранить. Пусть занимается своими институтами. Кажется, ему их открыли предостаточно.

Утечка рождает среди «эсеров» так называемых максималистов. Эти убеждены в необходимости террора и необходимости экспроприаций. Только ужас, крах общества, возвращение его в первобытное смешанное состояние — способен, по их мнению, вызвать катарсис, очищение в поволоке. Иначе говоря, весь старый мир разрушим до основанья, а потом…

И, наконец, ницшеанская теория, о которой я уже упоминал. По мнению Гитлера, никакие изменения самосознания социума, его структуры — не приведут к качественному скачку. Поскольку однажды произошло смешение. Расы, имевшие изначально незамутненную «эманацию», вступили в преступную связь с другими расами, а те были обречены на скудное, ввиду их поволоки, существование, и это привело к пост-вавилонскому строению мира. Именно так трактуется этот миф в ницшеанской теории… Всемирный потоп рассматривается вообще как первичный акт творения поволоки. Это перекликается с первой — пульсирующей — теорией. Однако в теории пульсации подразумевается, что все градации поволоки естественны, и после возникновения наиболее густой, «черной», субстанции через некоторое время произойдет деградуляция, то есть постепенное, пошаговое рассасывание категорий «А», «Б», «С», «Д»…

Германия же, развязав войну, полагает, что самый верный и правильный путь — уничтожение отдельных элементов, «вредоносных» народностей, после чего образуется оптимальный коктейль, случится реакция, и повсюду будет лишь одна «белая» поволока категории «Е».

Кстати, вот вам тетрадки. Пишите…

Истина… здесь тире… поставили?.. Дальше: верное, правильное… правильное отражение действительности… действительности… в мысли… запятая… критерием которой в конечном счете является ПРАКТИКА… В философии существуют… объективная истина, абсолютная и относительная истина, конкретность истины, критерий истины, теория и ПРАКТИКА… ПРАКТИКУ можете записать себе на лбу…

* * *

Самое ужасное заключалось в том, что некоторую часть «загрязненных» пришлось все-таки расстрелять. «Пустить в расход, списать, уничтожить — как угодно».

Андрей скривился и поскреб подбородок: стоило его запустить, и щетина начинала стремительно отрастать. И она пребольно кусалась. Ему следовало бы сейчас свернуть карту и отправиться в Контору, к Глейзеру, но он все так же сидел, ухватившись за подлокотники кресла, и с каким-то наслаждением закоренелого тунеядца взирал на большую карту города, закрывавшую половину шкафа, где хранилась документация.

Сразу после того, как Четвертый отдел в конце войны вернулся в столицу, город разделили на восемь районов. В соответствии со степенью их загрязненности. Первым делом, разумеется, все силы бросили на самые безнадежные. Большей частью это были бывшие ареалы обитания правительственной верхушки. Еще война не закончилась, а они уже сидели по своим убежищам и управляли страной, отдавая распоряжения исключительно по телефону, совещаясь по телефону, ненавидя друг друга по телефону… А вот теперь потребовали вернуть им прежние владения.

Отчеты об «очистках» следовали один за другим. И ничего хорошего не сулили. Надвигались крупные неприятности.

Андрей чувствовал это всеми печенками. Перед ним уже во всей красе рисовался под завязку налитый праведным гневом крепкий мужицкий кулак. Он был вплотную придвинут к омерзительно распухшей харе власти, и от него несло тем самым беспощадным, бессмысленным и страшным… бунтом русского народа. У Андрея скопилась на столе целая стопка этих самых тревожных отчетов. Она была так велика, что заслоняла собой и чашку с недопитым кофе, и блюдце с двумя бутербродами и потушенным прямо в нем окурком. Они не справлялись. Они не успевали. Они попали в оцепление. От этого кругом шла голова и опускались руки, будто отрезало. От этого легко можно было запаниковать.

Верхний листок на стопке был сильно измят. Андрей поглядел на него и поморщился. «Жевали его, что ли? Не могли почистоплотней… Ах, да, это ж я вчера сам… Как это я забыл? Мерзость какая!»

Он взял листок, держа его только двумя пальцами.

«78-й Ц — 309.789.67…»

Он задумчиво пожевал губу, вспоминая. Встал и подошел к карте.

— Семьдесят восьмой, семьдесят восьмой… — бормотал он, ведя по ней пальцем. — Ага, это где театр! Помним!

Он вернулся за стол и сел, держа листок на весу, все еще не решаясь его прочесть.

«Странно, чего это я его вчера так измял? Глейзер, сволочь… Надо было его сразу выгнать, прямо в коридоре!»

Андрей почесал в затылке. Он в равных пропорциях испытывал недоумение и нерешительность.

— А главное, хороший ведь квадрат! Архитектура там — прошлый век. Бомбили его, правда, здорово, но ведь это еще не аргумент!..

Он потянулся к бутерброду, но передумал. Посидел немного. Придвинул к себе чашку кофе, но кофе остыл. Пить его не хотелось. «Наверняка ведь какая-нибудь гадость».

Наконец стал читать.

Оказалось, что под семьдесят восьмым квадратом проходило целых две ветки метро.

«А это уже само по себе невообразимо плохо, — подумал Андрей. Как раз в этом месте поволока практически не расчищена. Да что там — практически…»

Он вдруг вспомнил:

«А ведь я им посылал запрос два месяца назад! Можно даже по журналу проверить. Никакого ответа не пришло, — он с такой силой стукнул по столу, что окурок выпрыгнул из блюдца. — Дубина! Надо было под контроль брать».

Доберутся туда бригады нескоро. Вот что. Сперва нужно