донесся запах гари и пепла. Афра лежала ко мне лицом, но не касалась. Мы не занимались любовью с того дня, как умер Сами. Иногда она позволяла держать ее за руку, водя пальцем по ладони.

– Афра, нам нужно уехать, – сказал я.

– Я уже говорила. Нет.

– Если мы останемся…

– Если мы останемся, то умрем, – ответила она.

– Вот именно.

– Вот именно.

В ее распахнутых глазах была пустота.

– Ты ждешь, когда в нас попадет бомба. Раз ты так сильно этого хочешь, вряд ли это произойдет.

– Тогда я перестану ждать. Я не оставлю его.

Я собирался сказать: «Но он ушел. Сами больше нет. Его здесь нет. Он покинул этот ад, он уже в другом месте. Оставаясь здесь, мы не станем к нему ближе». Афра бы ответила: «Я знаю. Не глупая».

Я промолчал. Водил пальцем по ее ладони, а она ждала, что в нас попадет бомба. Ночью я проснулся и потянулся к ней – убедиться, что она все еще здесь, что мы живы. В темноте мне вспомнилось, как в полях, где раньше цвели розы, собаки пожирали человеческие трупы. Вдалеке раздалось дикое скрежетание металла о металл, словно на смерть тащили некое существо. Я положил руку жене на грудь, чувствуя под ладонью сердцебиение, и снова уснул.

Утром муэдзин звал на молитву, обращаясь к пустым домам. Я вышел на поиски муки и яиц, пока у нас не закончился хлеб. Слой пыли был столь густым, что я еле переставлял ноги – казалось, я иду по снегу. Повсюду валялись обугленные машины, на заброшенных террасах висело грязное белье, низко над дорогами мотались провода. Кругом – разрушенные бомбами магазины, дома без крыш, горы мусора на тротуарах. Повсюду витал едкий запах смерти и жженой резины. Вдалеке взвились в небо клубы дыма. У меня во рту пересохло, руки, сжатые в кулаки, тряслись. На этих разрушенных улицах я словно попадал в западню. Деревни были уничтожены, оттуда тянулись потоки людей, желавших сбежать, перепуганные женщины, боявшиеся, что их изнасилуют вооруженные солдаты. Рядом я заметил куст дамасской розы в полном цвету. Закрыл глаза и вдохнул аромат, представляя на миг, что не вижу этого кошмара.

Когда я оторвал взгляд от земли, то понял, что достиг блокпоста. На моем пути стояли двое солдат. У каждого по автомату. Один мужчина носил платок в черно-белую клетку. Второй достал оружие из багажника фургона и прижал к моей груди.

– Бери, – сказал он.

Я пытался скопировать лицо Афры. Не хотел показывать эмоций. Иначе меня бы не пожалели. Мужчина сильнее прижал автомат к моей груди, и я качнулся, падая на гравий.

Он бросил оружие на землю. Я поднял голову и увидел, что солдаты нависли надо мной, а тот, что в платке, направил автомат мне в грудь. Не в силах сохранять спокойствие, я стал молить их о пощаде, ползая в пыли.

– Прошу вас, – сказал я, – я не отказываюсь, правда. Я с гордостью принял бы от вас этот автомат, но моя жена больна, серьезно больна и нуждается в уходе.

В тот момент я не верил, что их это тронет. С чего бы? Каждую минуту гибли дети. С чего им переживать о моей больной жене?

– Я сильный, – сказал я, – и умный. Я буду работать на вас. Мне нужно всего пару дней. Прошу лишь об этом.

Мужчина коснулся плеча напарника в платке. Тот опустил оружие.

– В следующий раз, – сказал первый, – ты либо возьмешь автомат и встанешь рядом с нами, или же сразу найди, кто заберет твой труп.

Я немедленно отправился домой. За спиной я уловил тень – не знаю, преследовали ли меня, или же я все придумал: я представил фигуру в плаще, словно явившуюся из детских кошмаров. Но когда обернулся, никого не было.

Пришел домой. Афра сидела на раскладушке, спиной к стене, лицом к окну, и вертела в руках гранат, ощупывая кожуру. Она услышала, как я вошел в комнату, но не успела ничего сказать: я забегал по дому, запихивая в сумки вещи.

– Что происходит? – Пустой взгляд Афры заскользил по сторонам.

– Мы уезжаем.

– Нет.

– Если мы останемся, они убьют меня.

Я ушел в кухню, наполнил пластиковые бутылки из-под крана. Упаковал запасной комплект одежды для нас обоих. Потом нашел под кроватью паспорта и сбережения. Афра не знала о них – мы с Мустафой отложили деньги, перед тем как рухнул наш бизнес. Кроме того, у меня оставались средства на личном счету, которые я надеялся получить после побега отсюда. Афра что-то выкрикнула из другой комнаты. Она возмущалась. Я взял с собой документы Сами, не мог оставить их здесь. Потом вернулся с сумками в гостиную.

– Меня остановили солдаты, – сказал я. – Приставили к груди автомат.

– Ты врешь. Почему этого не случилось раньше?

– Может, потому, что оставались мужчины помоложе. Меня они не замечали. Не было на то причин. Мы единственные глупцы, которые не уехали.

– Я не поеду.

– Меня убьют.

– Значит, тому и быть.

– Я попросил у них несколько дней, чтобы позаботиться о тебе. Они согласились всего на несколько дней. Если меня увидят снова и я не вступлю в их ряды, меня убьют. Они сказали в таком случае найти кого-нибудь, чтобы забрали мое тело.

На этих словах Афра распахнула глаза, а на лице отразился неподдельный испуг. Представив, что может потерять меня, представив мое мертвое тело, она затрепетала. Встала и на ощупь прошла по коридору. Я шел следом, затаив дыхание. Афра легла на кровать и закрыла глаза. Я уговаривал ее, но она лежала там, как дохлая кошка, – в своей черной абайе и черном хиджабе, с каменным лицом, к которому я теперь испытывал отвращение.

Я сел на кровать Сами и уставился в окно, глядя на серое небо с металлическим оттенком, на котором не было птиц. Так я просидел весь день и вечер, пока меня не поглотила темнота. Я вспомнил, как отправлялись рабочие пчелы на поиски новых цветов и нектара, а потом возвращались, передавая информацию другим. Пчела трясла тельцем – ее танец в сотах сообщал остальным направление, в котором искать цветы, по отношению к солнцу. Жаль, что никто не мог направить подобным образом меня, подсказать, что делать и куда идти. Я был страшно одинок.

Около полуночи я лег рядом с Афрой. Она не шелохнулась. Под моей подушкой лежало письмо и фотография. Проснувшись среди ночи, я понял, что Афра повернулась ко мне лицом и шепотом зовет меня.

– Что? – произнес я.

– Слушай.

Из передней части