Надо признаться, мальчик испытал облегчение. Для его храбрости испытаний сегодня и так достаточно. Еще чуть-чуть – и вся отвага, того и гляди, лопнет, как воздушный шарик.

– Может быть, тут есть потайная дверь, – предположил Берти. – Давай еще поищем.

Льюис вздохнул. Идеи получше у него не было, и они вдвоем опять стали обходить постройку, на этот раз в поисках рычагов или кнопок, открывающих потайную дверь – в кино такие двери всегда спрятаны за каминами и книжными шкафами, – но ничего подобного не обнаружили.

– Ну что ж, сообщим кузену Пелли, что нашли эту штуковину, – сказал наконец Льюис. – Может, он сообразит, как ее открыть. А может, просто возьмет молоток и разобьет крышу. Вдруг это все-таки сокровищница Барнавельтов?

Берти разочарованно кивнул.

– Ладно, – сказал он. – Но все-таки было бы здорово самим узнать, что там внутри.

– Конечно, – согласился Льюис. – Но у меня в фонарике скоро сядут батарейки, не хочется остаться тут в кромешной тьме.

– Я найду дорогу даже в темноте, – сказал Берти. – Мне не нужен свет…

– Берти, – Льюис начинал сердиться. – Уже поздно и холодно, да и ноги у меня промокли. Давай оставим эту затею и пойдем домой.

– Ладно, – вздохнул Берти. Льюис видел, что его друг расстроен таким поворотом событий. Мальчики обошли сокровищницу (Льюис все-таки решил, что это сокровищница) и, хрустя гравием, направились к каменной скамье. Дорожка между стеной лабиринта и сокровищницей была меньше метра шириной, а у скамейки еще уже, потому что она занимала часть пространства.

– Теперь я пойду первым, – заявил Льюис и встал на четвереньки. Острый гравий больно впился ему в ладони и колени, и пришлось извернуться, чтобы просунуть голову и плечи под скамейку. Льюис уперся ногой в кирпичную постройку и оттолкнулся, но тут под его подошвой что-то заскрежетало.

– Что это было? – спросил Берти. – Ты слышал?

Льюис вылез из-под скамьи и выпрямился.

– Слышал, – ответил он. – Наверное, какой-то кирпич расшатался.

Он посветил фонариком на стену постройки – все кирпичи были старые и потрескавшиеся. Льюис сел на корточки и стал их ощупывать.

– Где-то здесь…

Берти нагнулся и тоже стал водить рукой по кирпичной стене. Они пробовали сдвинуть с места то один кирпич, то другой, но все они сидели прочно. Вдруг Берти воскликнул:

– Здесь!

Он снова нажал на один из кирпичей, и тот сдвинулся, посыпалась красная пыль.

– Вот этот шатается.

– Ага, – согласился Льюис, тоже трогая кирпич рукой. Раствор по краям раскрошился от времени, и кирпич удерживался на месте только силой трения.

– Ты тяни за тот конец, – распорядился Льюис, – а я попробую с этой стороны.

Вдвоем мальчики стали расшатывать кирпич. Сначала он не поддавался, но постепенно стал проваливаться внутрь. На гравий посыпалась кирпичная пыль и мелкие кусочки. Теперь, когда Берти нажимал на кирпич со своей стороны, другой конец выдвигался примерно на полсантиметра. Льюис попытался ухватить кирпич пальцами, но его края стерлись от времени, и пальцы соскальзывали.

– Давай еще немного, – прошептал Льюис.

Так прошло пять или шесть минут.

Льюис не сразу заметил, что взошла яркая луна и на площадке стало светлее. Он выключил фонарик, чтобы сберечь батарейки. Друзья продолжали раскачивать кирпич, и он понемногу сдвигался внутрь. Когда они остановились, чтобы передохнуть, кирпич уже провалился в глубь стены сантиметра на два или три.

– Еще чуть-чуть, – сказал Берти, ощупывая края получившегося углубления. – Если не сможем его вытащить, то, может, протолкнем внутрь.

Миллиметр за миллиметром они сдвигали кирпич с места. У Льюиса заболели пальцы, он вспотел и начинал сердиться. В конце концов, что толку, подумал он, им все равно не пролезть в эту дырку, и, скорее всего, даже разглядеть через нее ничего не получится…

Бух! Кирпич наконец выпал, и Льюис, затаив дыхание, потянулся за фонариком. Тот откатился в сторону, и мальчик стал шарить рукой по гравию, стараясь его нащупать.

– Ну-ка, посмотрим… – начал он.

Шшух! Из отверстия в лицо ему ударил горячий воздух. Льюис зажал ладонью рот: пахнуло гнилью и тлением. Берти вскрикнул.

Кто-то огромный и страшный жутко расхохотался в темноте. Льюис закричал от страха. В руке у него был фонарик, но мальчику совершенно расхотелось заглядывать в «сокровищницу».

– Бежим! – завопил он.

Берти уже нырнул в отверстие под каменной скамейкой. Как только его ноги исчезли в проеме, Льюис полез следом. Снова раздался ужасный смех, низкий и злобный, напоминающий булькающий звук, словно изрыгающая его тварь давно уже была мертва. Когтистая лапа схватила Льюиса за лодыжку, и он рванул вперед, пытаясь освободиться. Наконец мальчик выбрался из-под каменной скамьи и оказался в лабиринте. С той стороны долетел свирепый рык, и Льюис бросился бежать. Шляпа охотника за оленями едва держалась у него на голове. Придерживая ее одной рукой, а другой пытаясь включить фонарик, Льюис налетел на изгородь, ощетинившуюся острыми веточками, и она… схватила его.

Тонкие ветки обвили руки и ноги. Льюис закричал и стал вырываться. Веточки ломались и трескались. Наконец зажегся фонарик, и мальчик увидел ярко-красную кровь на сломанных прутьях.

Сначала Льюис в панике решил, что это его кровь, но потом понял, что кровоточат сами веточки. Окровавленная изгородь шарахнулась от света. С криком Льюис стал отдирать от себя гибкие ветки. Они ползли по его рукам и груди, извиваясь, точно мерзкие слепые черви. Наконец, сорвав их с себя, Льюис попятился прочь от живой изгороди. За спиной у него заворчал гигантский зверь, и Льюис бросился по темному коридору лабиринта.

– Я вижу тебя! – прозвучал у него в голове тихий насмешливый голос древнего зла. Мальчик не смел оглянуться. Он свернул на другую аллею, потом еще и еще. Теперь он уже окончательно потерял дорогу.

– Давай, беги! – промурлыкал голос. – Так еще интереснее…

Льюис понял, что голос исходит откуда-то сверху. Бросив туда испуганный взгляд, он сперва ничего не увидел – только звездное небо и луну, освещавшую верхний край стен лабиринта. И тут мальчик заметил, что луна какая-то не такая. Настоящая луна похожа на человеческое лицо, потому что ее поверхность испещрена лунными морями и кратерами. Но эта луна была бледной и тусклой, ее ущербный полукруг имел странную форму, а отметины на нем становились все темнее…

– Теперь ты мой! – Луна превратилась в ухмыляющийся череп. В глубине его темных бездонных глазниц мерцали злые красные огни. У черепа не хватало зубов, он широко разинул жуткий щербатый рот, будто беззвучно хохотал. – Теперь ты мой! – повторил голос, но на этот раз челюсти черепа двигались в такт словам.

Льюис закричал, но послышался всего лишь тоненький жалкий писк. Зажмурившись, он бросился вперед. За спиной вновь слышалось рычание и сопение, живая изгородь шуршала, словно огромный зверь – лев или тигр – продирался сквозь густую листву, преследуя мальчика. Это все неправда, кричал Льюису внутренний голос. Это уловка, чтобы напугать его и смутить, чтобы эта… тварь могла его догнать.