Сегодня точно такой же день, с тревогой подумал Льюис. Все слишком тихо, слишком спокойно. Вот только…

Мальчик моргнул, и по спине пробежал холодок. Показалось? Нет, так оно и есть. Все вокруг застыло в оцепенении, кроме лабиринта. Он двигался! Кусты шевелились, их тонкие веточки качались и извивались. Ветер не мог быть тому причиной – деревья около лабиринта стояли неподвижно, безжизненно свесив листья. А ветки на изгороди… они сжимались и разжимались, точно длинные зеленые пальцы, пытающиеся ухватить небо. Льюис вздрогнул, обернулся и испуганно посмотрел на Джонатана.

Дядя поднял брови.

– Ради всего святого, Льюис, да что с тобой? – спросил он. – Ты словно привидение увидел!

Кузен Пелли нахмурился. Льюис обернулся и еще раз взглянул на лабиринт. Моргнул – опять все было тихо и недвижно, словно на картине. Неужели ему почудилось? Льюис понял, что Джонатан ждет ответа, и, проглотив подступивший к горлу комок, проговорил:

– Эмм… Нет, ничего. Извини, дядя Джонатан. Просто, наверное, будет гроза. Эмм… можно мне идти? Я хочу попрощаться с Берти перед отъездом.

– Конечно, – сказал Пелли, – разумеется. Надо будет к августу придумать для вас что-нибудь занимательное, а? Беги, Льюис.

Льюис соскользнул со стула и вышел из комнаты. Едва ступив за порог, он услышал, как Пелли шепотом сказал Джонатану:

– Мальчик сегодня не в духе, да и неудивительно. Мне тоже как-то не по себе. Ты не замечаешь? День сегодня мрачный. Какое-то нехорошее предчувствие.

Джонатан что-то ответил очень тихо, так что Льюис не расслышал. Мальчик сглотнул, чувствуя, что ему не хватает воздуха – он как будто сгустился и стал тяжелым. Не глупи, сказал себе Льюис, и пошел искать Берти. Его друг был в своей комнате на первом этаже. Он лежал на кровати одетым и слушал радио.

– Привет, Льюис, – сказал мальчик, услышав знакомые шаги. – Ну и ночка была! Ты как?

– Не очень, – признался Льюис. – Сегодня всем как-то не по себе.

Он сел в викторианское кресло с высокой спинкой и посмотрел в окно.

К счастью, комната Берти выходила на задний двор: из окна был виден лишь пустой амбар в отдалении, курятник и огород. На лужайку перед домом и кошмарный лабиринт Льюис уже насмотрелся.

– Мы через час уезжаем, – сказал Льюис. – Надеюсь, такого больше не повторится.

– Чего не повторится? – спросил Берти.

Льюис пожал плечами и только потом вспомнил, что Берти его не видит.

– Не знаю, – сказал он. – Того, что случилось прошлой ночью. Не надо было нам лезть в этот дурацкий лабиринт. Не надо было мне читать про этого Мартина Барнавельта и про то, как его судили за колдовство.

– Ну, – рассудительно ответил Берти, – что сделано, то сделано. Тут уж ничего не попишешь. Что теперь будет? Как ты думаешь?

Льюис скорчил гримасу. Он терпеть не мог принимать сложные решения. Тогда мальчик чувствовал себя беспомощным, маленьким и слабым. Он же не хотел ничего плохого! Ну откуда ему знать, что теперь делать? Льюис задумался. Как поступил бы Шерлок Холмс? Конечно, Холмсу никогда не приходилось иметь дело с настоящими призраками. Была, правда, собака Баскервилей. Все думали, что собака – это злой дух. Что же сделал тогда Шерлок Холмс? Льюис откашлялся.

– Берти, помнишь, как Шерлок Холмс отправил доктора Ватсона в Баскервиль-холл?

– Конечно, – улыбнулся Берти. – Это моя любимая история!

– Что ж, – сказал Льюис, – думаю, нам так и надо сделать. Ты будешь Ватсоном. Твоя задача – остаться в Барнавельт-мэноре и за всем тут наблюдать. Я оставлю тебе наш с дядей маршрут. Попроси маму послать мне открытку в отель, если что-нибудь случится.

Берти с сомнением покачал головой.

– Не знаю. Ведь тогда придется ей рассказать… о прошлой ночи. И про лабиринт, и про жуткие звуки. Знаешь, мне что-то не хочется.

Берти был всерьез напуган. Льюис встал и принялся ходить по комнате.

– Мы можем придумать код. Какую-нибудь условную фразу, которая будет означать совсем другое. Например, если все будет хорошо, ты напишешь: «Погода стоит чудесная». А если произойдет что-то плохое, то, например… «Недавно была гроза». Что скажешь?

– Нет, так не получится, – возразил Берти. – А если целую неделю будет лить дождь, а мне надо будет сообщить тебе, что все в порядке? Или, наоборот, будет солнечно, а эта зверюга вылезет из лабиринта? Мама подумает, что я совсем рехнулся, если даже погоду не замечаю.

– Ты прав, – сказал Льюис, мысленно ругая себя за то, что не учел таких простых вещей. – Я не подумал. А знаешь что? Давай нашими кодовыми словами будут «чудесно», «прекрасно» и «хорошо». Если они встретятся в твоем письме, я пойму, что Барнавельт-мэнор в порядке и все живы и здоровы. Но если что-то произойдет, напиши письмо со словами «жутко», «ужасно» или «кошмарно». Так я узнаю, что тебе нужна помощь, и как-нибудь уговорю дядю Джонатана поскорее сюда вернуться.

Берти согласился, что это хорошая мысль. Он несколько раз повторил кодовые слова, чтобы хорошенько их запомнить, а Льюис взял блокнот и карандаш и написал список отелей и городов, где они с дядей Джонатаном собирались останавливаться. Льюис обещал быть на связи и посылать Берти по открытке в неделю. Вскоре за ним пришел дядя Джонатан. Кузен Пелли завел свой ворчливый автомобильчик, и они отправились в путь.

Поездка до станции вышла невеселой. На платформе Пелли пожал руки Джонатану и Льюису.

– Ну что ж, – сказал он, – хороших вам каникул, и возвращайтесь скорее к нам на недельку или две. Вы не представляете, как я был рад познакомиться. Еще столько всего надо рассказать!

Его голос звучал искренне, но улыбка была какая-то неуверенная и тревожная, словно пламя свечи, трепещущее на холодном ветру. Джонатан и Льюис сели в поезд. Льюис выглянул из окна купе и напоследок взглянул на нескладную фигуру кузена Пелли. Он стоял на платформе, понурившись и засунув руки в карманы, напоминая старого печального аиста.

В последующие дни Льюис немного оправился от меланхолии. Они с Джонатаном на пароме пересекли Ла-Манш и поездом добрались до Парижа. Там путешественники осмотрели все достопримечательности: Лувр, Елисейские поля, Эйфелеву башню и много чего еще. Они обедали в уличных кафе и наблюдали за тем, как студенты-художники рисуют пейзажи на левом берегу Сены. Разумеется, они и здесь выискивали странные магазинчики, где Джонатан демонстрировал свое знание французского языка – его, правда, едва хватало на то, чтобы заказать обед или спросить: «Будьте добры, подскажите, сколько это стоит?»

Но, несмотря на все отвлекающие факторы, Льюис помнил о своем обещании писать Берти. Как только они прибыли в Париж, мальчик немедленно отправил другу открытку. В последний день пребывания в столице Франции Льюис получил ответное послание от Берти. У его мамы был очень красивый четкий старомодный почерк. В открытке было написано: