– Ты не заболел?

Льюис покачал головой.

– Наверное, получил слишком много впечатлений, поэтому плохо спал, – пробормотал он.

– Понятно, – ответил Джонатан, но все же посматривал на Льюиса с явным беспокойством. Они спустились на первый этаж и по пути в ресторан прошли мимо стойки регистрации. Увидев их, служащий за стойкой просиял.

– Письмо для молодого человека, – сказал он с сильным акцентом и протянул Льюису открытку.

Льюис сразу узнал почерк миссис Гудринг. На открытке была марка авиапочты и штемпель с позавчерашней датой. Мальчик бросил взгляд на текст, и сердце у него бешено заколотилось. Всего одно предложение:

Дорогой Льюис,

я ужасно рад, что ты скоро приедешь в Барнавельт-мэнор.

Твой друг Берти

«Ужасно» – это же кодовое слово. У них что-то произошло! Сегодня Джонатан и Льюис как раз возвращаются в Англию.

Кошмары, кажется, начинают сбываться, в панике подумал Льюис.

Снова поезд остановился на деревенской станции. Снова Джонатан и Льюис вышли на платформу, и снова, громко пыхтя, к ним подъехал приземистый автомобильчик, а за рулем сидел долговязый кузен Пелли. Но на этот раз Льюис задыхался от страха. Отчасти из-за погоды: небо было точно таким же, как и месяц назад, когда они уезжали из особняка Барнавельт-мэнор. Унылые серые облака висели так низко, что казалось – залезь на стремянку, и сможешь потрогать их рукой, а сырой и душный воздух был в точности как в том кошмарном сне. Все вокруг будто затаилось перед лицом смертельной угрозы.

Машина со скрипом остановилась, кузен Пелли вылез и хлопнул в ладоши.

– Ну что, вернулись! Вот и хорошо! Уж мы с вами повеселимся, будьте уверены! – И он оскалил зубы в волчьей ухмылке.

Льюис чуть не задохнулся от страха. Разве это кузен Пелли, добрый чудаковатый старик? Глаза у Пелли покраснели, щеки запали, седые волосы спутались. С его лица не сходила хитрая всезнающая улыбка. Льюис заметил, что дядя тоже вздрогнул от удивления, но спокойно ответил:

– Да, кузен Пелли, мы вернулись. С радостью отдохнем в родовом поместье. Надеюсь, мы тебе не помешаем.

Пелли бросил на него острый подозрительный взгляд.

– Помешаете? Ерунда! Вот увидите, каким… гостеприимным может быть Барнавельт-мэнор. Нам надо держаться вместе. В конце концов, мы ведь последние живые отпрыски рода Барнавельтов! – И кузен Пелли неприятно захихикал. – Пойдемте, погрузим ваш багаж. Не терпится скорее добраться до дома!

Пока путешественники грузили багаж в машину, Джонатан все время поглядывал на своего странноватого английского кузена. Что-то в нем изменилось, и изменилось явно не в лучшую сторону, но вот что именно – сказать трудно. Джонатан вздохнул. Он видел, что Льюиса тоже что-то беспокоит, но не хотел давить на племянника. Хотя Джонатан старался этого не показывать, он прекрасно знал, что иногда Льюису снятся кошмары. Порой Джонатан просыпался ночью от его стонов. Но мальчик никогда не жаловался и не просил совета, а Джонатан считал, что надо уважать личную жизнь племянника, ведь человеку нужно дать возможность самому разобраться со своими проблемами.

Но теперь Джонатан жалел, что не предложил Льюису помощь. Он подождал, пока мальчик устроится на заднем сиденье, а сам сел впереди, рядом с Пелли. Кузен завел мотор, а Джонатан вынул из кармана курительную трубку. За последний год он почти не курил и собирался совсем бросить, когда у него кончится табак. Но сейчас покурить было просто необходимо – это помогало думать. Пока машина катилась по узкой дороге к особняку, Джонатан пускал из трубки густые клубы дыма.

Они ехали через поля, на которых мирно паслись овцы, а беспокойство Льюиса росло. Когда Пелли свернул на подъездную дорожку, мальчик отвел взгляд от зеленого лабиринта и стал разглядывать домик привратника, стоявший справа от дорожки. Вдруг из окна на него посмотрело бледное лицо с запавшими глазами. Всего на мгновение Льюис увидел горящие мрачным огнем глаза, узкогубый рот, растянутый в усмешке, и сжатые кривые зубы. Мальчик бросил взгляд на Джонатана, но дядя ничего не заметил – он смотрел прямо перед собой, зажав в зубах трубку.

Автомобиль со скрипом затормозил перед домом, и старый Дженкинс, как и в прошлый раз, вышел помочь с багажом. Но теперь старый слуга не произнес ни слова и лишь неодобрительно посмотрел на Джонатана и Льюиса, будто это они были виноваты в душной погоде и царящем вокруг унынии. Их разместили в тех же комнатах, что и в прошлый раз, и Льюис с радостью вспомнил, что дверь из его спальни ведет прямо в комнату дяди. Если станет по-настоящему страшно, он тут же встанет и откроет ее. Входную дверь вообще лучше запереть на замок, чтобы никакие призраки не смогли войти.

На этот раз перекусить им никто не предложил. Миссис Гудринг сказала, что на ланч сделает бутерброды, но голос ее звучал тихо и встревоженно. Она сжимала руки в кармане фартука и нервно поглядывала на кузена Пелли. Похоже, она его боится… Берти, по словам миссис Гудринг, «где-то играл», и Льюис пошел его искать.

Мальчик нашел друга на улице, за домом. Он сидел, прислонившись спиной к старому дубу и положив локти на колени, а подбородок – на ладони. Услышав шаги, Берти наклонил голову и спросил:

– Кто здесь?

– Это я, – ответил Льюис. – Мы приехали, как только смогли.

Он внимательно осмотрелся. Дженкинс возился в саду. Он был слишком далеко, чтобы их подслушать. Больше Льюис никого не заметил, но на всякий случай стал говорить тише, сев рядом с Берти.

– Что происходит? Я получил твою открытку.

Берти глубоко вздохнул.

– Боже мой, как я рад, что ты вернулся, Льюис! Лето выдалось кошмарное. Тебе не снились сны про… сам знаешь про что?

Льюис вздрогнул. Такого он не ожидал.

– Да, – признался он. Помедлив, мальчик стал описывать другу свои кошмары. Оказалось, что с Берти говорить об этом нетрудно, ведь они тогда вместе были в лабиринте. Когда Льюис наконец выговорился, ему полегчало, хотя дыхание сбилось и сердце бешено колотилось, как после бега.

– И тут я всегда просыпаюсь, – закончил он. – Ты, значит, тоже плохо спишь?

– Да, – ответил Берти. – Но мне снилось другое. Во сне я слышу какие-то тихие звуки: из шкафа, из-под кровати, с улицы – целый хор разнообразных звуков, но таких тихих, что не могу разобрать, только свое имя. Голоса что-то бормочут, а потом: «Берти, Берти», – Берти поежился и подтянул колени к груди. – Были и другие звуки, будто огромный паук, размером с тарелку, крадется по полу к кровати. Кто-то стучался в окно, словно скелет барабанил пальцами по стеклу. Жуть просто! А я лежал, не шевелясь, пока не проснусь, тогда звуки прекращались. Хотя иногда не сразу.