Мишель на секунду задержала взгляд на флаге лена, затем глянула на огромное голографическое табло, «повисшее» над внутренним полем, и вздохнула.

– Я знаю, я еще пожалею о том, что спросила об этом, но, может быть, кто-нибудь из вас, всезнаек, возьмет на себя труд объяснить мне, откуда вот это, – она указала на ярко-красную цифру «2», появившуюся в колонке «страйки», – черт побери, взялось? Я же своими ушами слышала, что объявили только первый страйк.

– Это было до фаул-бола, – доходчиво объяснила Хонор.

– Но он же попал по мячу! – возмутилась Мика.

– Ну и что. Фаул-бол считается как страйк.

– Но…

Хенке замолчала на полуслове, увидев, что питчер послал крученый мяч. Бьющий отбил, но криво – мяч, пролетев над третьей базой, ушел в фаул. Мишель выжидательно посмотрела на табло – и глубоко втянула носом воздух: счет не изменился.

– Кажется, ты только что сказала… – начала она.

– Фаул считается как страйк только до тех пор, пока число страйков не дойдет до двух. А после двух они как страйки уже не считаются – и как болы, кстати, тоже. Если только мяч не поймает один из полевых игроков. Тогда вместо «мертвого мяча» засчитывается аут.

Мишель скорчила кислую рожу. Хонор ухмыльнулась. Графиня сердито зыркнула на нее, заодно наградив неодобрительным взглядом телохранителя…

– Очень простая игра, – фыркнула она. – Точно. Проще не бывает!

* * *

«Харрингтонские древесные коты» продули со счетом «одиннадцать-два».

К эллингу ложи, чтобы забрать хозяйку и её гостей, подлетел роскошный аэрокар. Мишель Хенке героически попыталась отразить на лице приличествующее случаю соболезнование. Получилось, увы, не очень.

– Нехорошо злорадствовать, Мика, – заметила Хонор с оттенком строгости в голосе.

– Злорадствовать? Это я-то злорадствую? Я, пэр Звездного Королевства, злорадствую всего-навсего из-за того, что твою команду надрали, как котят, пока вы с полковником на два голоса высмеивали мое дремучее невежество? Как ты могла даже предположить, что я на такое способна!

– Возможно, дело в том, что я слишком давно тебя знаю.

– И, возможно, в том, что на моем месте ты и сама бы не удержалась, – прибавила Хенке.

– Все возможно, – согласилась Хонор. – С другой стороны, одни поступки более вероятны, а другие – менее. Принимая во внимание силу моего характера, твое предположение более маловероятно, чем все остальные.

– О, разумеется. Я все время забываю, Хонор, какая ты скромная, робкая и застенчивая, – сказала Хенке.

Они заняли места в аэролимузине, за ними проследовали Лафолле с подругой Нимица Самантой на руках и три постоянных телохранителя Хонор.

– Нет, не скромная и застенчивая, а более зрелая и ответственная личность.

– Не настолько зрелая и ответственная, чтобы не назвать свою команду в честь одного мохнатого шестилапого любителя таскать сельдерей и его приятелей, – выпалила в ответ Хенке и потянулась почесать за ухом древесного кота, который сидел у Хонор на плече.

– Нимиц и Саманта не имели к моему выбору никакого отношения, – ответила Хонор. – Прошу заметить, они одобрили название, но выбирала я меньшее из двух зол. – Она скривилась. – Альтернативой были «Харрингтонские саламандры».

Хенке вскинула на нее взгляд, едва не подавившись.

– Ты шутишь!

– Если бы. Собственно говоря, когда комитет владельцев команд и судейская комиссия приняли решение расширить лигу, председатель тут же окрестил моих «Саламандрами». Кошмар, что мне пришлось пережить, пока я их уговаривала переиграть.

– А мне кажется, чудненькое было название, – с ехидной усмешкой протянула Хенке.

– Не сомневаюсь, что тебе так кажется, – отрезала Хонор. – У меня другое мнение. Оставим в стороне вопрос о скромности, но попробуй представить себе, как бы отреагировали Высокий Хребет и его шайка! Это ж готовая сенсация!

– Хм…

При упоминании о политическом раскладе, изменившемся не в лучшую сторону после прихода к власти правительства Высокого Хребта, усмешка на губах Хенке растаяла сама собой. Ситуация за последние три с лишним стандартных года становилась все более и более неприятной и все сильнее и острее цепляла их лично – по крайней мере Хонор. Именно в этом, насколько было известно Хенке, заключалась истинная причина того, что её подруга с радостью вернулась ненадолго на Грейсон для исполнения обязанностей землевладельца Харрингтон. И именно поэтому сама Хенке с такой готовностью приняла приглашение провести здесь отпуск в качестве гостьи.

– Наверное, ты права, – сказала она, помолчав. – Разумеется, в любой прилично устроенной вселенной Высокий Хребет, для начала, никогда бы не стал премьер-министром, и уж точно его не стали бы терпеть на этом посту так долго. Надо подать жалобу на мироустройство верховному руководству.

– Я этим занимаюсь каждое воскресенье, – заверила её Хонор без тени улыбки. – И, подозреваю, по просьбе Протектора то же самое делает преподобный Салливан, для пущей доходчивости.

– Для пущей или не пущей – все равно без толку, – заметила Хенке, покачав головой. – Поверить не могу, что им удалось протянуть так долго. Боже мой, Хонор, но ведь большинство из них просто ненавидят друг друга! А уж если вспомнить про их убеждения…

– Конечно ненавидят. К сожалению, в настоящий момент твою кузину они ненавидят еще больше. Или, по крайней мере, настолько её боятся, что держатся заодно вопреки чему угодно, только бы сохранить силу для противостояния ей.

– Знаю, – вздохнула Хенке. – Знаю. – Она вновь покачала головой. – У Бет всегда был характерец не дай Боже. Очень жаль, что она не научилась его обуздывать.

– Ты не вполне справедлива, – не согласилась Хонор, и Хенке удивленно подняла бровь.

Мишель Хенке, в силу того, что её отец и старший брат (а вместе с ними герцог Кромарти и весь экипаж королевской яхты) погибли от рук убийц, оказалась пятой в списке претендентов на наследование короны Звездного Королевства Мантикоры. Её мать, Кейтрин Винтон-Хенке, герцогиня Винтон-Хенке и вдовствующая графиня Золотого Пика приходилась королеве Елизавете III теткой, у отца королевы не было других братьев и сестер, а Мишель теперь оказалась единственным оставшимся в живых ребенком своей матери. Прежде Хенке никогда и не думала о том, что будет стоять так высоко в списке претендентов, как и о том, что унаследует титул отца. Но Елизавету она знала всю свою жизнь и со взрывным винтоновским темпераментом, который в полной мере унаследовала королева, была знакома далеко не понаслышке.

Несмотря на это, Хенке понимала, что за последние три с лишним года Хонор общалась с королевой намного больше, чем она сама. Герцогиня Харрингтон была хорошо известна как один из самых решительных сторонников королевы в Палате Лордов (и как член домашнего круга «кухонных советчиков», к которым королева обращалась за советом, избегая членов официального правительства). Именно поэтому проправительственные средства массовой информации лезли из кожи вон, пытаясь всеми доступными им средствами дискредитировать Хонор. Завуалированное (а иногда и не слишком завуалированное) злопыхательство в её адрес проявлялось порой совершенно омерзительно. Как бы то ни было, Хенке признавала, что Хонор не только больше времени работала с Елизаветой, но и обладала кое-какими отсутствующими у других людей дополнительными способностями, касающимися оценки людей и их эмоций. И тем не менее…