- Больно сделали?

Вообще-то нет, не больно. Хотя большие, оба. Гиганты прям. Но мне было хорошо. Так хорошо, что на целый год вперед хватит.

Молча я опускаю глаза, теряя с ним зрительный контакт, хочу отстраниться, но в последний момент мне не позволяют этого сделать. Властная рука ложиться мне на затылок. Длинные мужские пальцы сцепляются на шее, и притягивают меня ближе к мужчине.

- Что ты тут делаешь? – повторяет вопрос Демид.

Он что дурак? Неужели не понимает? Или думает, я к нему притащилась? Повторить акт страсти недельной давности?

- В универ я ваш поступала! – выкрикиваю с обидой в голосе, будто это ректорова вина, что не прошла. Хотя, по сути, так оно и есть.

- Поступила? – прищуривается Демид.

И хотя я не могу опустить голову, но глаза прикрыть, чтобы не видеть этого бешенного взгляда, это у меня получается

- Как фамилия? – слышу я.

- Не важно.

- Почему сразу ко мне не пришла!? – в голосе столько возмущения, будто он каждую студентку с которой переспал, лично зачисляет в ВУЗ.

- Не хочу потом все ближайшие четыре года вас обслуживать… - говорю чистую правду, открываю глаза, и отринув страх смотрю в его распахнутые от удивления очи.

А потом он вдруг пережимает мое горло так остро, что почти удушает и бормоча хрипло:

- Все, капец, больше не могу сдерживаться! – впивается в мои губы властно и требовательно, отвоевывая пространство миллиметр за миллиметром.

Если бы я знала, что в этот момент ко двору университета подъезжает черный гелик с еще одним знакомым мне любителем танцев неопытных девушек, покусала бы сладкие губы властного ректора и убежала сверкая пятками! Но, увы.

Но, все что сейчас происходит за стенами ректорского кабинета мне не ведомо. А меня кусают. Безбожно, неотвратно, не сдерживаясь… Губы только вот-вот поджили после их вторжения недельной давности, и все по новой. Только с еще большей силой.

- Искал тебя, по всему городу! В клуб приезжал. Даже с Бадоевым пообщался, вдруг он как крыса тебя целиком себе присвоил! А ты ко мне в университет поступала! И даже мне ничего не сказала… - быстро говорит, остро целуя, выпивая меня, царапая мою нежную кожу бородой своей. Как варвар! – Плохая девчонка! Очень плохая!

Его руки спускаются до полушарий груди властно сминая все на своем пути. Дергают мой свитер, едва ли не рвя его в клочья. У меня между ножек все жарко. И мокро. И тягуче томно… но… нет!

Стону, хнычу, пытаясь увернуться от его губ, языка и рук этого мужчины, но вместо этого подставляюсь ему еще больше. А он, как самый наглый завоеватель пользуется этим. Пользуется моей беззащитностью. Моей уязвимостью. Засовывает свои крупные пальцы в мой лифчик, отыскивает соски. Сжимает их на грани фола.

- Сиськи… зачетные, епрст - комментирует он хрипло, сжимая и выкручивая камушки моментально затвердевших в его пальцах сосков, - маленькие, но круглые. И упругие! Такие, как мне нравятся!

И тут внезапно активируется мой мозг! Ему нравится! Еще бы! Податливое молодое почти девственное тело! А мне?! Нравится ли все это мне? Мне это вообще нужно? И если мозг мой пытается изо всех сил бунтовать взывая к разуму и здравому смыслу, то тело… тело предает! Телу по кайфу ровно все, что происходит с ним в этих могучих сильных руках! А еще этому предателю-телу не хватает другой пары рук! С пальцами, забитыми татухами под завязку! Совсем я развратница с ними стала! С одним-то мужиком стыдно спать до свадьбы, так мама всегда говорила. Эх, видела бы она меня сейчас, с одним переходящую грань и в этот момент думающую о другом.

Но, хорошо, что некая стоп-кнопка все же в моей многострадальной башке осталась.

- Стойте! – выкрикиваю отчаянно, когда его пальцы расстегивают болты моих джинсов.

Без резинки не дамся! Вот так! Больше никакой экстренной контрацепции пить не буду, а ок начала принимать недавно. Так что без презерватива есть риск! Только вот как сказать об этом Громову?!

- Ну чего ты испугалась, Сластен? – уговаривает меня коварный Громов, - больно сделали в тот раз? Так ты целочкой была, а мы вдвоем… двойная нагрузка на твои стеночки вышла. Ну ты уж извини, тут сама виновата. Такие вещи взрослым дядям говорить надо…

Этим взрослым дядям мозги включать надо, когда полезли ко мне без презервативов. Тоже верхний этаж порой включать не мешало. Не все же нижней головой думать!

- Так вот, Сластен, там все поджило! Я не сильно, малышка, я осторожно! – стягивает с меня джинсы. Я остаюсь лишь в белых хлопковых трусиках.

- Нет! – отчаянно кричу, заливаясь краской. Трусики полупрозрачные и я немедленно закрываю чистый треугольничек ладонями.

Громов смотрит на мои руки, прикрывающие белый полупрозрачный тонкий хлопок, а вернее на то, что проглядывает сквозь него, и у него такой голодный взгляд, будто сейчас набросится на меня и возьмет силой. Бугор под его брюками такой внушительный, словно сейчас продерет ткань брюк. А руки… Руки не дремлют! Ласкают, ощупывают, оглаживают. Не украдкой, нет, а по собственнически. Именно разрешая чувствовать ласку, разрешая дарить наслаждение моему изголодавшемуся телу.

А потом все происходит резко, на контрасте с той теплой медовой тягучестью, что ввела меня в безопасное обманчивое заблуждение.

Меня переворачивают спиной к себе, и животом кладут на прохладную поверхность ректорового стола. Трусики, как символ последнего оплота, безбожно натягиваются на могучие мужские пальцы и рвутся в клочья, как лопнувший воздушный шарик. Мне холодно, и стыдно, и хорошо одновременно.

- Нет! Пустите! – хриплю я, но тело мое молит о другом.

- Ну почему, Сластен? – не ослабляя напора продолжает Громов, - ты же вся мокренькая! – его пальцы скользят по выступившим каплям, размазывают и втирают их в лепестки, кружа вокруг бугорка.

- Ах… - выгибаюсь я от этого, вертя попой, не то чтобы увернуться от этих умелых пальцев, не то, чтобы насадиться на них. Целиком, без остатка.

- Блин! Долбанный Бадоев! – Хрипит Громов, - Испугал тебя, да? Я бы все нежно сделал, чтобы не пугать, чтобы не больно, чтобы хорошо было!

Да и бандит, в принципе не больно сделал, и  сейчас я этого хочу, но с защитой! С защитой, блин!!! Вот честное слово, Если Демид сейчас вытащит фольгированный прямоугольник, то я… я… Ох!

Додумать свою мысль я не успеваю. Меня снова очень резко и беспринципно переворачивают, берут на руки и несут куда-то в сторону от стола. Я в одном лишь лифчике и со спущенными вниз джинсами. Голой попой  меня усаживают на широкий кожаный диван в зоне отдыха, и пока я опомниться не успеваю, сдирают штанины джинсов. Ловко и умело, точно шеф-повар шелуху с варенного яйца.

Джинсы, точно белый флаг окончательной моей капитуляции, парят в воздухе и исчезают где-то на ковре. Демид не дает мне опомниться. Разводит мои колени широко в стороны и… пристраивается головой к распахнутым бедрам. Что?! Да я… да я в дУше была вчера вечером! Что он собрался делать?! Да я ни такая! Я не хочу так!