родных, то бишь. Слезится царь за них, да указы князьям шлет. Чтоб те били нас безбожно, чтоб чисто на Руси-матушке сделалось от роду нашего скоморошьего. И посылают на нас отряды ваши. А те уже бьют так, что будь здоров, не чахни. Там не то, что и искры, а дух вылетает. Мало ли нас полегло при набегах таких?… Не то, что балаган, там княжество шутовской, небось, собрать можно.

Но ваш княжа хитрый. В городе у вас знатная ярмарка проводится. Купцы приезжают со всего юга, даже заморских много бывает. А кто зазывать гостей на торг станет, да веселить их сытых и пьяных? Ведь душа-то русская праздника требует. Кулаки тоже чешутся, тебе ль не знать. Поди под хмельком дерешься пуще всех. Я и сам по молодости съездить в глаз завсегда и за здрасти. Вот, чтоб молодцы, вроде тебя, не передрались вусмерть, проводим мы бои кулачные. Там все по правилам — до первой крови, потом растаскиваем. Пар выпустили и разошлись. Особо ретивых да рьяных к мишке-пестуну. Он маленький и в варежках особых, чтоб когтищами не порвал, в наморднике, но таки зверь. Желающих с ним тягаться не много, знаешь. Как увидят, сразу вся пьяная дурь и выходит. А кто, как ни скоморохи лучше люд на торг призовут? Купцу ведь надо призвать к товару. Мы шутками-прибаутками делаем и это тоже. На нас люди посмотреть идут, дальше уже купцово дело, как продать, но торговля бойко идет под шумок наш озорной и яркий.

Платят нам купцы справно, не обижают. И князю вашему подати несут. А мы на пирах веселим за просто так. Без шутов-игрецов какой же пир? Это не пир будет, а поминки. Чудит там княжа пуще нас еще. В бубны наши бьет, в дуду со свирелью играет. Пляшет так, что пол под ним трещит. Знатный скоморох из него бы вышел.

А бьют нас для порядка. По указу положено по царском. Ничего не попишешь. Но раньше били, изгоняя до следующего лета. Да и то, как били? Соберут после ярмарки и пира нас на площади, колпаки сорвут. И гонят бегом по городу за ворота. Кто упал, того бьют до смерти. Один раз такой завал в скоморошьей толпе случился. Правда, не с нами, с другим балаганом. Добивать не пришлось никого, люди сами передавились. Но это редкость. Обычно гонят не сильно. Успеваем, даже немощных наших выносим на загривках.

Но этим летом все не так как обычно. Пригласили нас купцы, а не посадники местные. Барыши обещали хорошие — раза в три больше чем обычно. Мы балаганом посидели, подумали, сказали, готовы ехать. Я чувствовал неладное, против был, но так люди порешили. Нам кибиток надобно купить, прохудились в дорогах, да коней хотелось бы, на быках далече-то не уедешь, упрямые они. Посередь дороги встанут, и хоть сахаром мани, хоть колесом ходи перед ним, не идут, заразы. Вот и клюнули на барыши. Но нас тут бьют уже во второй раз. И не просто так, лупят как следует. Сам видел. Наверно, царь дал указ совсем изжить род скомороший со свету. Чую, придавили государя нашего церковники, подсунули грамоту на подпись. Все к этому шло, и, боюсь пришло. Не дадут нам уйти из этого уезда. Уйти сейчас, конечно, можно, но не честно это будет. Где посадские возьмут скоморохов ярмарку провести? И залог мы с них большой взяли. Кузнецам отдали за повозки. Коней я на базаре приглядел. Тяжеловозов таких с большой жилистой грудью, знаешь, красавцы какие. Да и потом, куда нам бежать-то, покуда, по всей Руси великой бить нас будут?

П. [задумчиво, с глубоким выдохом] Ну мало ли мест на свете, где порядки другие? Может там вас примут и поймут…

Па. А может и не примут. Как там в песне?… Чужбина-чужбина — да сторона чужая.

Чужбина.

Сладостно там без нас,

Тут, где мы есть все беды.

Как ты сказал сейчас?

‘К дьяволу все. уеду’.

Мол, надоело здесь,

Гнило, тоскливо, скудно…

Там хорошо, не весть,

Только душе паскудно.

Припев.

Чужбина ты чужбина, да сторона чужая,

Возьми мою судьбину, и об пол расхлещи,

Не закричу дурниной, я воли здесь не знаю,

Чтоб быть с тобой единым, ты душу не ищи,

Она-то — сиротина, эх, далеко отсюда,

Милее мне картины, разливов наших рек,

Чужбина ты чужбина, душа твоей не будет,

Нельзя наполовину, весь русский я навек.

Пусть и не сахар здесь,

Пусть все вокруг уныло,

Хоть и не легок крест,

Тянет к родным могилам.

Краток былин завет,

Емок призыв наследий,

‘Где ты увидел свет,

Сделай и вдох последний’.

04 12 2018 г.

Па. [с какой-то отчаянной улыбкой и пронзительным взглядом] Нет, Проша, лучше там, где нас нет завсегда. Поляжем мы все, чую. Но помирать, так весело, чтоб там Господь нам улыбнулся.

П. [с надеждой] Но может обойдется все?

Па. Авось, и выведет нелегкая судьбина наша. Кто ж ее знает-то? [покряхтывая по-стариковски, поднимается с лавочки] Ладно, свечерело уж. Пора спать.

Герои уходят.

Часть пятая.

Картина 1.

Городская площадь — место проведения ярмарки. Суета лавочных купцов. Шум покупателей и просто зевак. Каждую совершенную сделку ее участники ознаменуют одобрительными возгласами, крепкими объятиями с троекратным поцелуем. Чувство благодушного веселья придают браговары и бражники. Первые продают хмельные припасы и напитки, вторые их активно употребляют, но в меру, не допьяна напиться, а для веселья. Перебравших окатывают колодезной водой и выдворяют с ярмарки. Но таковых немного, браговары пьяницам не продают, да и сами бражники знают норму. Среди торговых рядов скоморохи в ярких нарядах с не менее ярким гримом призывают людей к товарам. С ними ярмарка продвигается бойко и слажено. Нет давки. Потоки людей распределены справедливо и равномерно среди рядов. С уважением к чаяньям как купцов, так и прохожих. Все идет чинно и своим чередом.

Зазывательная скоморошья.

Подь сюды, частной народ,

Не тушуйся, налетай,

Хошь, те сельдь студеных вод,

Хошь, те круглый каравай,

Да всего здесь завались,

Осетровая икра?

Есть такая. Не скупись.

Мы торгуем до утра.

Припев.

Эх, жизнь полна подарками,

Сменив на пряник кнут.

Проходит шибко ярмарка,

Ведь всяк товар есть тут.

И радугой, ай, яркою

Явился божий люд,

Торгует бойко ярмарка,

И грошики текут.

Подь сюды, народ частной,

Подивись как мы могём.

Вот те, крендель завитой,

Пендель мы не продаем,

Он у нас за просто так,

Только,