Закатный час на террасе «Ля Дюре» подходил к концу. Анна очнулась от мыслей и испугалась, как далеко позволила себе зайти. Ни к чему разрывать могилы. У нее был Виктор. Он был ее единственной любовью. Потом он умер. Нет иного возможного способа смотреть на всю эту ситуацию. Теперь надо жить. По крайней мере, никто уже не сможет разбить ей сердце. Сердце не разбивается дважды.

Стало холодно, солнце село. Она с досадой подумала, что пора домой. Как было бы здорово сейчас в Москве – они с Женькой, Софией и всей шайкой наверняка сидели бы в ночном клубе. Суббота же.

Анна прошла пару кварталов до «Харви Николс» и решила еще выпить бокал шампанского, чтобы не идти домой. «Странно, почему бриты называют розовое шампанское „пинк“, а не „розе“, как будто это поросенок, а не шампанское. У Лондона есть, по крайней мере, одно бесспорное достоинство – тут женщина может одна сидеть в баре сколько захочет, и никому это не покажется странным».

На следующий день у нее была первая встреча тет-а-тет с президентом банка. Тот был сдержан на грани неприязни. Он чувствовал угрозу, исходящую от этой женщины, одетой как модель, с острым язычком и гибким умом. Он видел, что она не побоится отстаивать свои позиции. Не конформистка. Это было примерно правильное прочтение. Ее новая работа являлась политической по своей сути. Анна помнила, что политика – это всегда игра. В ней нельзя проиграть, если не принимать ее всерьез и не считать поражение окончательным. Игра требует усилий и профессионализма, но это всё равно понарошку. Тут на кону нет ни настоящих денег, ни людских судеб. Она вспомнила Виктора, который всю жизнь играл в эту игру. Но в какой-то момент забыл, что это – понарошку, и игра стала для него важней реальности. О боже, она же дала себе слово больше не рефлексировать! Она будет играть в эту игру. Легко… Теперь главное – найти постоянную квартиру. Где-нибудь в Найтсбридже. Дорого, конечно, но зачем ей зарабатывать столько денег, если их нельзя тратить со вкусом? Хватит депрессий и рефлексий! «Я должна научиться быть счастливой в Лондоне».

Джон давно знал, что этот день будет крайне важен, может быть, изменит его карьеру. Вторник, семнадцатое августа. Сегодня он должен, наконец, добить Orange, который в очередной раз занимался синхронизацией своих систем с Францией. Джон знал истинную цену софту, который продавала его компания уже почти по всему миру, – продукту, в особенности ценному при всевозможных новых шлюзованиях. Компания может на этих стыках потерять или сэкономить целую кучу денег. Аккуратность в передаче данных, аккуратность в биллинге, в стаффинге колл-центра. Всё это ему предстояло объяснить Orange.

Джон готовил эту сделку уже несколько месяцев, и он не даст им отползти. Завтра к вечеру он их добьет. Сегодня они будут работать допоздна. В сотый раз вылизывать финансовую презентацию, уже обсуждавшуюся с клиентом двадцать раз, снова поэлементно доказывать экономию издержек, простоту технических решений. Его менеджеры бегали с листочками, а он все правил и правил. Юристы работали над очередной версией контракта. К десяти они, наверное, всё закончат, и он пойдет спать.

Утром Джон был свеж, полон энергии и в прекрасном настроении. Они в последний раз просматривали документы, когда вошла его секретарь и сказала, что Orange отменил встречу. «Твою мать», – сказал Джон и схватился за телефон. Оказалось, положение не так трагично. В Orange все пошло на самый верх, и требовалась еще неделя. Но, как сказал по телефону его визави, с которым они за месяцы почти сдружились: «Принципиальное решение уже принято, не волнуйтесь».

Внезапно возник почти полный свободный день, но Джон был слишком сфокусирован на сделке, чтобы переключиться на что-то новое. Он решил, что заслужил полдня безделья.

Он отправился домой пешком. Принял душ, снял темно-синий костюм и ненавистный галстук Armani, переоделся в джинсы и любимый темно-желтый заношенный блейзер. Выйдя из дома, прогулялся по Холланд-парку, потом вошел в Кенсингтон Гарденз и по затененной аллее направился на восток. Теперь уж и не припомнить, когда в последний раз он мог позволить себе роскошь просто бродить по парку в разгар рабочего дня. На часах было только четыре.

Джон дошел до Серпентайн и долго смотрел на лебедей в пруду. Вокруг гуляли, бегали трусцой и катались на велосипедах и роликах. Люди жили своей обычной жизнью. Он уже подзабыл, что и в рабочий день, если только есть намек на солнце, Гайд-парк полон народу. Джон подумал, что было бы неплохо выпить. Огляделся – наверное, лучше всего пойти в «Харви Ник» и посидеть «на Пятом». В августе в это время там будет пусто.

В полшестого он заказал бокал шардоне. Охлажденное белое вино – как раз то, что ему было надо после солнца. Нет, точно не виски. В крови всё еще бурлил адреналин несостоявшейся сделки. Джон спросил себя, почему именно сегодня Одри не позвонила ему ни разу? Она не могла забыть про сделку. Но не позвонила. Он посмотрел на парочку в углу бара за низким столиком и подумал, как это смешно, что они одновременно и обнимаются, и запихивают в себя огромные сэндвичи, запивая их каким-то жутким красным коктейлем. Если это романтическое свидание, чего они так навалились на еду?

Без четверти шесть он заметил, что справа от него села женщина. Она взялась сначала за спинку стула рядом с ним, потом, чуть помедлив, села на один стул дальше. Именно это движение привлекло внимание Джона. Он пил вино, незаметно наблюдая за ней. Деловая женщина, лет так тридцать семь – сорок. Привлекательная, виден класс. Одета в джинсовое платье с низким вырезом и бледно-желтый шелковый пиджачок, дорогие массивные золотые часы украшали тонкое, породистое запястье. Декольте демонстрировало покрытое ровным умеренным загаром ухоженное тело. Изящные щиколотки – еще один признак породы, черные босоножки на платформе. Мелированные волосы и беспорядочно-модная короткая стрижка. Когда она потянулась за пепельницей, Джон отметил кожаный лейбл Dolce&Gabbana на заднем кармане платья. Женщина выудила сигарету из рюкзачка Louis Vuitton с монограммой и заказала розовое шампанское.

Классная девочка. Что она здесь делает? Ошивается в поиске знакомства? Она болтала с барменом. «Какой-то славянский язык, – понял Джон. – Русский, возможно». Не то чтобы она его заинтересовала, но он заказал еще бокал шардоне. Вскоре и женщина попросила второй бокал шампанского. Она тоже разглядывала людей в баре и пару раз скользнула взглядом по Джону. Зазвонил ее телефон, и она стала говорить по-английски, очень бегло, но с акцентом. Потом принялась что-то писать на блекберри. И совершенно неожиданно для Джона – они сидели почти рядом уже более получаса – повернулась к нему:

– Ну и день! Посмотрела сегодня восемь квартир, и всё такая дрянь, и так дорого. Ну и город! Всё втрое дороже, чем в Америке, и, даже если ты готов платить, взамен не получаешь качества.

– Вы что, недавно переехали в Лондон?

– Два месяца назад.

– И где вы ищете квартиру?

– Примерно в этом районе, я имею в виду район Найтсбридж.

– А что вы делаете в Лондоне?