Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда он впервые увидел Анну в рабочей обстановке, она произвела на него сильное впечатление. Он никогда не встречал настолько профессионально состоявшуюся женщину, которая при этом была беспредельно, вроде бы, помимо своей воли, женственна. Она была естественно грациозна и, казалось, даже не понимала, какую власть дает ей ее женственность. Виктор наблюдал за Анной месяц за месяцем почти год, прежде чем решился на тот первый поцелуй воскресным днем. Но и тогда он не был уверен, есть ли у него шансы.
Их роману не было и месяца, когда он утвердился в мысли, что Анна – та самая, его женщина. Ему было некомфортно чувствовать себя стоящим чуть ниже ее на социальной лестнице, но он видел, что она о таких вещах не думает. Подобное не имело для нее значения, она обращалась со всеми – со своими помощниками, госчиновниками, олигархами – совершенно одинаково: прямо, весело и слегка отстраненно. Это шокировало, потому что Анна ежеминутно нарушала все установленные правила. Виктор не был уверен, в чем именно ее глубинная сущность, естество, и эту загадку разгадать было непросто. Она легко зарабатывала деньги и так же легко их тратила, отдавала просто так друзьям. Шла по жизни с улыбкой и беспечностью – или так ему казалось? Сопротивляться этой магии было невозможно. Легкость, с которой он завоевал ее, его не разочаровала и не разрушила интригу. Потому что, отдавшись ему легко, она при всей своей неординарности тут же признала его собственную уникальность. Ей не нужно было от него ничего, кроме его любви, и ее доверие оказалось безграничным доверием женщины, которая сама источала успех и гламур.
Она называла Виктора «мой бронзовый Цезарь» частью из-за его классического профиля, частью потому, что считала его сильным и покорилась его власти над ней. Когда Анна произносила это, у Виктора ёкало сердце в страхе, что однажды она может увидеть его по-иному – обычным, умным, иногда нахальным, но часто не уверенным в себе человеком. И посмеется над осколками разбитой статуи.
В этом и таилась интрига. Сначала завоевать, потом заставить поверить, что именно он – ее бог. В ее обожании он черпал силы и компенсировал всё, чего никогда не получал ни от жены, ни от других женщин. Он испытывал ее на подлинность день за днем и не слышал фальши.
Поездка в Сент-Мориц была сказочной. Они лениво катались по средней трудности трассам, хотя он видел, как ей хочется чего-то более вызывающего. Но она растворилась в его ритмике и просто каталась легко… Не напрягаясь и не напрягая его. Она восхищалась, как Виктор выглядит, сидя на солнце раздетым до пояса, с сигаретой в руке, говорила, что он открыл ей новый мир – горнопляжный, а не горнолыжный. Они возвращались с горы рано в «Сювретта Хаус» и наслаждались покоем в своем сьюте, принимая вместе ванну и попивая розовое шампанское.
Виктор блаженствовал. Он расхаживал по номеру, рассказывая свои «военные истории» и рассматривая Анну, которая лежала на диване в белом махровом халате, открывавшем кружевное белье и стройные, великолепные ноги. Он кормил ее яблоками с руки, кусочек за кусочком, не спеша, и так же неспешно и нежно прижимал к себе, раздавливая ее своим весом и наслаждаясь ее открытостью всему, что он хотел с ней делать.
Это было удивительным даром Анны – так суметь раствориться в нем, что он уже не понимал, где кончается его тело и начинается ее. Это было больше, чем секс, полное слияние. «Почему? – был единственный вопрос, который не давал ему покоя. – Почему она так меня любит?»
В последнюю ночь перед отъездом они пили шампанское в комнате после ужина. Было около полуночи, Виктор сидел в кресле и чувствовал, как это беспокойство перерастает в удушающий страх. Он схватил ее грубо за плечо, посадил к себе на колени и стал трясти:
– Скажи мне, что ты никогда не уйдешь от меня.
– Ты сам знаешь, что не уйду. Откуда у тебя такие мысли?
– Мне страшно. Мне, правда, страшно, я боюсь тебя потерять. Молчи. Я знаю, что потеряю тебя. Я не хочу этого, но это случится. И тогда моя жизнь кончится.
– Виктор, мой единственный, мой Цезарь, пожалуйста, не говори так. Ты знаешь, что я только твоя, и всё сделаю, лишь бы ты был счастлив. Ты мне не веришь?
– Нет. Я знаю, что ты меня любишь. Но я также знаю, что ты бросишь меня. И мне от этого не спастись. Не бросай меня, пожалуйста, на этом моя жизнь кончится.
Виктор не осознавал, что плачет. Он рыдал впервые со времен раннего детства. Понимал, что это жалкое зрелище, но не мог остановиться, зарываясь головой в ее плечи и грудь. Он сжимал ее, как будто хотел раздавить. Он знал, что Анне больно, но она никогда не остановит его. Знал, что в этот момент она думает только о том, как дать ему сил и уверенности. Знал, что никакой он не Цезарь и даже не Джеймс Бонд, а просто мальчик, который вцепился в маму, чтобы не пустить ее на работу и не оставаться одному.
– Я потеряю тебя. Рано или поздно это случится. Ты понимаешь, что ты – всё для меня? – повторял Виктор опять и опять, не в силах выразить, что именно его мучает.
Ему нужно было ее сострадание, но не меньше – ее признание: да, она понимает, что он ее не заслужил, но любит всё равно. Анна же прижималась к нему всем телом, грациознее и красивее, чем когда-либо, и сострадала. Но это приносило ему лишь новую боль: рано или поздно она поймет, как он не заслуживает ее.
Наутро Виктора охватил стыд, он не знал, что сказать Анне, как посмотреть на нее после ночной истерики. Но она чистила зубы в ванной и что-то напевала. Повернулась к нему и улыбнулась: «Как я тебя обожаю, ты как раз проснулся вовремя, к завтраку».
После завтрака они сели в лобби с чемоданами, ожидая машину.
– Почему мне так легко с тобой?
– Потому что я просто люблю тебя.
– Эта поездка была сказкой. Я наслаждался каждой минутой. Я так благодарен тебе за нее. Ты редкое создание. Получаешь радость просто от того, что ты есть.
И вдруг на подъезде к аэропорту все прошло. Не было прошлой ночи, этого наваждения. Он просто устал. Он хотел домой, в свою скорлупу. К своей жене, сыну, собаке, в свою трехкомнатную квартиру с диваном в кабинете, к двум компьютерам и тремстам CD. Все это он ненавидел. Но еще сильнее он ненавидел себя и Анну. Он не мог простить ей, что она чуть было не разрушила его мир, что заставила его плакать этой ночью, что так добра к нему. Он знал, что ночью говорил правду и что, не признаваясь ему в этом, она понимала его страх. И за это понимание он ее тоже ненавидел. В самолете они молчали.
Виктор нашел свою машину на парковке, молча отвез Анну домой, занес в квартиру ее вещи, поцеловал и ушел. Он не знал, что ему делать с ней, со своей жизнью, со своим будущим. С женой, сыном, родителями, квартирами, дачей, двумя машинами и собакой. С тех пор он просто очень медленно закрывал за собой дверь…
Прошло полтора года, и сейчас он двигался по грязному снегу в потоке машин.
Анне становилось не по себе. Напряжение Виктора не спадало. Они говорили о том о сём, она уверяла себя, что всё нормально. Он приехал за ней в аэропорт, что было редким подарком само по себе, сейчас они доедут до «дома с львами», поднимутся, поужинают, он прижмет её к себе, и всё станет на свои места. Главное – думать о хорошем. Но она чувствовала, глядя в окно на унылый пейзаж Варшавского шоссе, что устала от трехлетней битвы за Виктора.