по селу, многие не поверили в то, что Григорий стал святым; они слишком хорошо помнили, каким хулиганом был Григорий Ефимович раньше, как шлялся по кабакам и бегал за девками.

Однако уже со следующего утра многочисленные крестьяне с посохом в руке и в тяжелых сапогах, а также крестьянки в широких платьях и цветных платках на голове потянулись на двор старого Ефима. Многие из них твердо уверовали в святость Григория, многие в ней сомневались, но всеми двигало любопытство и желание его увидеть и послушать. Когда страшный голос святого донесся из погреба до их ушей, они вздрогнули и в нерешительности остановились наверху лестницы. Но некоторые все же решились спуститься, а когда оставшиеся снаружи увидели, что они возвращаются с выражением почтительного испуга на лице, не решились их расспрашивать.

Один за другим, побуждаемые любопытством, они спускались в погреб, и все, мужчины и женщины, посмотрев на святого, лежащего на полу, послушав его стоны и крики, возвращались в задумчивости. Среди них были и ровесники Григория, вместе с которыми он много ночей провел в пьянстве и дурных проделках. Они оказались в числе наиболее сильно сомневающихся в его святости. Собирались навестить его с твердым намерением высказать ему все, что о нем думают. Но при виде Распутина и они смутились, как и все прочие.

Особо сильное впечатление новоявленный святой произвел на местных женщин и девушек, спускавшихся к нему в погреб, и их родители и друзья могли заметить румянец, покрывавший их щеки, а также их возбуждение, когда они поднимались наверх. В их глазах блестел живой огонек, на губах играла загадочная улыбка, словно они только что узнали приятный секрет. Жители Покровского больше не сомневались в том, что в Григории Ефимовиче Распутине произошла перемена. Слова, которые паломник адресовал им из погреба об «освящении через грех», правда, входили в некоторое противоречие с религией, и по этой причине кое-кто из крестьян все еще не мог смотреть на Григория как на нового искупителя, какового в нем теперь видело большинство жителей села.

Женщины и девушки особо почитали его. Казалось, они были единственными, кто понял смысл его изречений. Когда вечером старики оставались возле своих домов, опираясь на палки, обсуждали эти новости между собой, стараясь совместить поучения «предсказателя из погреба» с наставлениями церкви, женщины выступали гарантами святости Распутина. Они с восторгом говорили о них и тем самым ежедневно увеличивали число его сторонников. Скоро в каждой крестьянской избе был юноша или старик, девушка или женщина, безоговорочно присоединившиеся к партии святого.

Отец Петр, деревенский поп, был единственным, кого распутинские рассказы не тронули. Еще с того момента, когда только появились первые слухи о «новом святом», и позже, когда по всему Покровскому распространились проповеди «проповедника из погреба», отец Петр с рвением истинного служителя церкви начал борьбу против этого нечестивого и гнусного учения. Он безбоязненно провозглашал при каждом удобном случае, что паломник Григорий есть посланец ада, что провозглашаемое тем учение о спасении через грех есть сатанинская ложь и что он искажает истинное слово Божье. Наконец, Григорий проклят, и все те, кто его слушает, стали его жертвами и будут прокляты в свою очередь. Суровый отец Петр, выпрямляясь во весь свой маленький рост, громогласно осуждал Распутина всякий раз, когда о нем заходила речь, и глаза его метали молнии.

Обращаясь к своей пастве, все менее и менее верной, он увидел, что ему придется дать жестокий бой демону, и однажды принял важное решение. После короткой молитвы он написал на большом листе бумаги все, что знал о Григории Ефимовиче, о его беспорядочной юности, о его вдохновленных дьяволом проповедях и оказываемом ими дурном влиянии. Наконец, он заявил, что эти изречения, несомненно, принадлежат проклятой секте хлыстов, а Григорий – один из ее адептов. И он считает своим долгом, во имя святой веры и ради спасения своего прихода в Покровском, известить власти, дабы те приняли надлежащие меры против бывшего ямщика Григория Ефимовича Распутина. Завершив это послание, он отправил его епископу Тюменскому и стал ждать дальнейших событий со спокойствием человека, исполнившего свой долг.

Прошло немного времени, и в Покровское нагрянула комиссия, возглавляемая епископом Тюменским. Она устроилась в доме священника и при помощи жандармов стала вызывать на допрос одного за другим жителей села, подозреваемых отцом Петром в том, что они спускались в тот самый погреб: парней и девушек, а также стариков и старух.

Сначала вызывали молодых женщин. Епископ пожелал выслушать их исповедь и попросил всех, в том числе своего секретаря, оставить его одного. Он по-отечески расспросил каждую, но, к огромному его изумлению, все, одна за другой, с необыкновенным пылом стали утверждать, что Григорий Ефимович – святой, которого не в чем упрекнуть, и что его речи полны благочестия. Старые крестьяне и пожилые деревенские кумушки, обычно очень болтливые, уверяли, что ни разу не слышали в погребе ничего предосудительного. Казалось, все село сговорилось, чтобы защитить лжепроповедника. Все твердили, будто Григорий произносил исключительно благочестивые речи, молился и накладывал на них наказания во славу Божью.

В конце концов епископ, как и остальные члены комиссии, потерял терпение. Он собирался встать и объявить заседание закрытым, когда, дрожа от негодования, поднялся отец Петр; он трижды перекрестился и с гневом воскликнул: «Все эти люди уже находятся во власти антихриста! Их устами говорит демон лжи! Комиссия должна заслушать измышления проклятого проповедника из погреба!»

Тогда комиссия решила направить к дому Ефима самого отца Петра в сопровождении жандарма. Оба отправились туда. Священник остался возле лестницы и стал ждать, а жандарм спустился в погреб.

Войдя в каморку, он увидел распростертого на полу и с жаром молящегося Григория. Его сосредоточенность была так велика и произвела на жандарма такое впечатление, что он, побежденный, сам опустился на колени возле двери и принялся молиться вместе с паломником. Григорий заметил его, подошел, перекрестил и сказал несколько чудесных слов, которые простоватый жандарм никогда прежде не слышал. Тот, взволнованный, взял руку Распутина и почтительно поднес к губам, бормоча: «Отец Григорий, отпусти мне мои грехи…»

На обратном пути, несмотря на настойчивые расспросы попа, добивавшегося ответа, убедился ли он теперь в богохульствах, проповедуемых антихристом, жандарм хранил молчание. Затем перед комиссией он в нескольких словах сообщил, что не заметил ничего подозрительного, а его показания были занесены в протокол. В данных условиях епископ ничего не мог предпринять против Григория Ефимовича Распутина, только приказать установить за проповедником из погреба наблюдение, после чего покинул Покровское. Отцу Петру пришлось с глубоким сожалением