Кстати, это полезно запомнить. У художников «Я так вижу» – вежливый синоним слова «отвяжитесь».

Непонятливые, разумеется, опять ничего не понимают. Они внимательно смотрят в глаза художнику. Глаза обычные, не косые и не какие-нибудь рентгеновские. «Как же они могут видеть то, чего нет?! – мучаются непонятливые. – Может, у этого Ивана Иваныча на самом деле что-нибудь не в порядке с лицом? Или у меня – со зрением? Да нет, зрение я недавно проверял у врача. А если бы существовал такой Иван Иваныч с двумя лицами, то его показывали бы по телевизору!».

И они расстаются. При этом художник считает непонятливых дураками, а они художника – жуликом и лентяем, которому было неохота рисовать второй пиджак.

Такие разговоры происходят и в наши дни. А в начале двадцатого века, когда художники только начинали писать непохожие картины, их вообще мало кто понимал. Их считали обманщиками, которые не умеют рисовать и не хотят в этом признаваться. Художники не особенно с этим спорили и делали свое дело.

Они открывали законы непохожести, как за столетия до них другие художники открывали законы похожести.

А если непохожее сделать из похожих деталей? Пусть циферблат часов стекает со стола, как не-прожаренный блин, из цветка выпрыгивает тигр, а жирафы пылают, как свечи.

А если нарисовать всю картину кубиками?

А если вообще отказаться от сходства с чем бы то ни было? Рисовать непонятные фигуры, но так, чтобы сочетание цветов и линий было приятно глазу?

Или, наоборот, пусть цвета кричат, пусть не будет ни одного гармоничного сочетания!

А может быть, отказаться и от рисунка, и от цвета? Пусть будет просто ЧЕРНЫЙ КВАДРАТ!!!

Каждый талантливый художник открывал свое направление в искусстве. Их было множество: сюрреализм, кубизм, абстракционизм, футуризм, супрематизм… А всех вместе непохожих художников называли авангардистами.

В начале века самыми непохожими из них, самыми смелыми были русские художники. Их Берлинская выставка 1922 года, каталогом которой так гордилась искусствовед Ларисик, прогремела на всю Европу.

А пятнадцатью годами позже многих из русских авангардистов расстреляли или посадили в лагеря.

Непохожих художников всегда не понимали. Но в те времена их не понимали особенно сильно. Наша страна готовилась к войне с фашизмом. Все грузовики выпускали одного цвета – зеленого, чтобы не перекрашивать, когда они понадобятся на фронте. Все мужчины одевались по одной моде и были похожи друг на друга, как солдаты. И на картинах чаще всего рисовали если не солдат, то сталеваров и трактористов. Потому что сталь – это танки, а трактористы – завтрашние танкисты.

Непохожие художники думали не о том и рисовали не то. Они всех раздражали. Вот их и уничтожили. Среди погибших в те годы русских авангардистов был и Юрий Ремизов.

Искусствоведы знают о нем так мало, что многие решили, будто его и не существовало. А просто собрались как-то несколько художников и написали два десятка смешных картин: «Козу с баяном», «Корову под седлом», «Младенца с наганом» и другие. Подписали их выдуманным именем – Юрий Ремизов – и начали говорить знакомым: «Появился новый художник! Гений! Мы все в подметки ему не годимся!» Это был розыгрыш, чтобы посмеяться над поклонниками модных художников, ничего не понимающими в искусстве.

Потом шутников расстреляли, и некому стало раскрыть их розыгрыш. А картины, подписанные именем Ремизова, действительно вошли в моду.

Но другие искусствоведы твердо уверены в том, что Юрий Ремизов существовал на самом деле. Как же он мог не существовать, если одна только Ларисик написала о нем сотню научных статей?!

Конечно, эти Ларисикины рассуждения звучали по-детски: «Он был, потому что я считаю, что он был». Блинков-младший посмеивался про себя.

Но мама потом, с глазу на глаз, сказала ему, что Ларисик абсолютно права. Контрразведчики очень даже хорошо знают Юрия Ремизова. Еще бы не знать, когда дело старшего майора Ремизова (было такое звание) хранится в их секретных архивах. А в кабинете начальника контрразведки, слева, между вторым и третьим окном, висит автопортрет Ремизова с его подписью.

Но искусствоведов не пускают к начальнику контрразведки, а на слово они не верят никому. Говорят: «Мало ли что там висит! Может, подделка!» Да контрразведчики и не любят об этом болтать. Дело Юрия Ремизова остается государственной тайной. Он изобрел особый живописный шифр, который так и не смогла расшифровать ни одна разведка мира, хотя все пытались.

До сих пор этим шифром владеют только наши спецслужбы.

– Валера, давай-ка забросим Митьку домой и поедем сам знаешь куда, – приказала мама, усевшись в «Мерседес». Блинков-младший с разочарованием понял, что операция для него кончилась, не успев как следует начаться. А он-то уже придумал ей название: «Операция «Младенец с наганом»!

– Мама, мы потратили на меня полтысячи долларов, – сказал он. – Ты купила платье, которое вряд ли когда-нибудь еще наденешь, и обвешалась чужими бриллиантами. Неужели все только для того, чтобы пустить пыль в глаза Ларисику?

– Не только, – отрезала мама таким тоном, что стало ясно: дальнейшие расспросы бесполезны.

– Давай тогда вернем эти джинсы в магазин и купим модем, – предложил Блинков-младший

– Я бы не против, – ответила мама. – Джинсы твои, можешь поступать с ними как хочешь. Но…

И она ковырнула ногтем что-то на бедре новеньких джинсов. Блинков-младший присмотрелся и обомлел: дырочка! Маленькая, со спичечную головку. Наверное, он зацепился за гвоздь, когда поднимал стремянку.

Известно, что дырки не портят джинсов. Некоторые даже нарочно их дырявят. Но бесполезно надеяться на то, что трехсотдолларовые джинсы с дырочкой примут обратно в магазин.

В полном молчании доехали до дома. Блинков-младший распрощался с мамой и с Валерой и поскорее нырнул в подъезд.

Через окошко на лестничной площадке он посмотрел во двор. Девчонок там не было. Ни Ломакиной и Суворовой, ни Ирки, с которой он поссорился из-за маминой операции, а что получилось? Шиш тебе, Блинков, операция, шиш тебе, Ирка. Иди домой, режься хоть в компьютерные стрелялки, хоть в бродилки – все надоело. Хорошо еще, что подружки не видели, как он вернулся, и не будут приставать с американскими горками.

Блинков-младший вошел в пустую квартиру и рухнул на диван. Он чувствовал себя обманутым.

Вместо Интернета – дурацкие джинсы. То есть хорошие джинсы, замечательные джинсы, но ему такие не нужны. Он обошелся бы и джинсами раз в десять дешевле.

Вместо контрразведчицкой операции – приобщение к прекрасному в обществе Ларисика.

Мама ни слова ему не сказала о краже в музее. Все, что знал Блинков-младший, он подслушал из ее разговоров с чужими людьми.

Самое интересное, что и в новостях об этом помалкивали. Он включил телик и проскочил по всем программам. Больше всего говорили о шахтерах, которые ходили к «Белому дому» стучать касками из-за того, что в их шахте кончился уголь. И ни слова – о краже картин Ремизова. А ведь скандал был международный, как сказал перепачканный человечек Лялькин. Уже то, что к расследованию подключили контрразведку и прокуратуру, подтверждало, что делу «Младенца с наганом» придается особое значение.