Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боже, мужики такие сволочи! — повторила она, в то время как мы продирались наружу в залитый солнцем сад.
Она сказала это очень громко, не обращая внимания на многочисленных представителей противоположного пола, поглощающих пиво вокруг нас.
— Это точно, — с энтузиазмом согласилась Эмма.
Получив в свою очередь от Серены большой бокал с водкой, колой, лимоном и льдом, она скользнула вслед за мной на хлипкую длинную скамью.
— Не могу поверить, что Макс так поступил.
— А я могу. — Эмма презрительно выплюнула кубик льда.
— Это, наверное, было ужасно, вот так наткнуться на них.
— Да уж, в моей жизни были моменты получше. — Я не поднимала глаз от стакана.
— Тебе необходим новый кадр, — заявила она не терпящим возражений тоном. — Я всегда говорила, что лучший способ избавиться от мужчины — завести другого.
— По-моему, ты только что заявила, что все мужчины сволочи. Кроме того, я не хочу никакого другого мужчину. Последний оставил у меня во рту неприятный привкус.
— М-м-м… — Серена надорвала пакет чипсов со вкусом бекона и задумчиво уставилась на меня. — Знаешь, не хотела этого говорить, но я никогда не считала его подходящей парой для тебя, — выдала она наконец с полным ртом чипсов.
Ну вот, и она туда же! Опомнились! Неужели нельзя было раньше сказать, что мы так не подходим друг другу? Или это такой психологический феномен — каждый раз, когда вы расстаетесь с мужчиной, все ваши друзья и члены семьи в один голос начинают твердить, что он все равно вам не подходил?
— Без него тебе будет гораздо лучше. Тебе нужно, чтобы в мужчине было больше… больше… — Серена поглядела вверх в поисках вдохновения, но, видимо, пышные облака не сотворили с ней такого же чуда, как с Вордсвортом {Вордсворт, Уильям (1770–1850), английский поэт-романтик, представитель «озёрной школы»}. — Больше… — повторила она еще раз.
— Больше чего? — поинтересовалась Эмма.
— Ну, не знаю. — Серена сдалась и виновато улыбнулась. — Больше всего, я думаю. Макс был таким эгоцентриком. Он интересовался только той частью твоей жизни, которая касалась непосредственно его. Я хочу сказать, сколько вы были вместе? Три года? Четыре?
— Больше пяти, — жалостливо прошептала я.
— Ну да, пять лет; и я, одна из твоих лучших подруг — правильно? — я видела его раз десять— двенадцать. Да двенадцать самое большее… и этого было более чем достаточно, — добавила она почти неслышно.
Эмма и Серена обменялись таинственными взглядами.
— Что? — Это показалось мне подозрительным.
Они переглянулись снова, потом посмотрели на меня.
— Что такое? — повторила я, уже порядком разволновавшись. — Вы что-то от меня скрываете?
Серена странно улыбнулась и спросила у Эммы что-то о ее работе.
— Эй! — Я повысила голос. — Что это за взгляды? Не увиливайте, я все видела. Это имеет отношение к Максу?
Они опять переглянулись.
— Я жду.
— Тогда я решила не рассказывать тебе об этом… Он был очень пьян. — Серена старательно избегала моего взгляда.
— Рассказывать мне о чем?
— Он приставал к Серене, — выпалила Эмма. — И, конечно, он был пьян… — Она бросила на подругу извиняющийся взгляд. — Но не настолько.
Эти слова прозвучали как пощечина.
— Вы меня разыгрываете? — Я тупо глядела на них с отвисшей челюстью.
Эмма покачала головой.
— Мне очень жаль.
— Когда?
— Когда мы отмечали мой двадцать первый день рождения. — Серена поскребла ногтем облупившуюся столешницу.
— Больше двух лет назад. Какого черта вы молчали?
— Мы решили, что не стоит поднимать шум, — отозвалась Эмма.
— Сейчас мы сказали только для того, чтобы ты поняла — жалеть не о чем.
Я покачала головой.
— Как я могла быть такой дурой?
— Ну… любовь слепа, разве не так говорится? — Эмма обнадеживающе улыбнулась мне.
— Если только это действительно была любовь.
— Ты любила его.
— Может, я просто думала, что люблю.
— Ну что, повторим? — Эмма шарила в сумке в поисках наличных. — Мне кажется, пора выпить еще по одной.
Как только Эмма отошла, Серена положила свою руку с длинными пальцами на мою:
— Прости, Лекс.
— Ты за что просишь прощения?
— За то, что молчала все это время. Теперь мне кажется, что лучше было рассказать.
— Мне тоже. — Я отбросила назад волосы и спрятала лицо в ладонях.
— И Эмма ошибается. Он был такой пьяный, что задницы от головы не отличал. — Видимо, она надеялась, что это меня приободрит.
Я промолчала.
— Ты ведь не будешь теперь меня ненавидеть? — В ее голосе явно звучало волнение.
Я с удивлением взглянула на нее.
— С какой стати я должна ненавидеть тебя? Это же он приставал, ты ведь не давала ему повода… Или давала?
— Нет конечно! — возмущенно выкрикнула Серена. — Лекс, мы дружим с детства, неужели ты действительно думаешь, что я могла так поступить?
— Да нет… прости меня, Рен. — Я опять уронила голову на руки. — Я просто немного выбита из колеи. Не отдаю себе отчета в половине действий, не соображаю, что делаю, говорю, думаю. Я знала, что наши отношения нельзя назвать идеальными, но никогда не подозревала, что он проделывает подобные вещи за моей спиной.
— Мужики могут быть такими ублюдками, — сказала она, задумчиво глядя на Эмму, приближающуюся с новой порцией напитков, — и почему это все сходит им с рук?
— Кому все сходит с рук? — поинтересовалась Эмма, протягивая мне бокал.
— Мужикам. Они ведут себя как хотят. Трахаются направо и налево, и их называют жеребцами. Если женщина трахается направо и налево, ее называют проституткой. — Серена сняла с края бокала ломтик лимона. — Или шлюхой, или потаскухой, или блядью, или…
— Достаточно. Мы представили в общих чертах. — Эмма решила прервать поток откровений.
— Интересно, а вы заметили, что для женщин нет определения, эквивалентного слову «жеребец»?
— Интересно, а есть для женщин определение, эквивалентное слову «женоненавистник»? — спросила я в свою очередь. — Мне кажется, я собираюсь стать одним из них.
— Не все мужчины такие, как Макс. — Эмма попыталась испепелить Серену взглядом. — Ты встретишь кого-нибудь еще, я обещаю.
Думаю, Эмма восьмая, кто говорит мне это. Удивляюсь, что она использует такие избитые фразы.
— Кажется, пока я не хочу кого-то встречать, хотелось бы немного отдохнуть от мужчин. Пару лет буду блюсти целомудрие.