Оттепель привнесла в искусство новые темы и новую проблематику. Одной из ключевых, по мнению Марии Майофис, стала критика бюрократических методов руководства, бездушия чиновников по отношению к гражданам, чиновничьего хамства, круговой поруки и формализма при решении проблем обычных людей:

Бичевать эти пороки было принято и прежде, но они неизменно должны были описываться как «отдельные недостатки». Теперь искоренение бюрократизма должно было представать как часть демонтажа сталинской системы управления, прямо на глазах читателя или зрителя уходящей в прошлое. Два самых известных произведения 1956 года, сфокусированных именно на таком типе критики, – роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» (об изобретателе, который в одиночку противостоит сговору директора завода и министерских чиновников) и фильм Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь» [Майофис].

Шаламов тоже не раз упоминал книгу Дудинцева на протяжении многих лет. В 1971 году она даже появилась в его фантастической пьесе «Вечерние беседы».

Роман вышел в 1956 году в журнале «Новый мир» и стал одним из символов хрущевской оттепели. В книге «The Readers of Novyi Mir: Coming to Terms with the Stalinist Past» Денис Козлов называет публикацию романа Дудинцева величайшим достижением Константина Симонова на посту редактора «Нового мира» и отмечает:

«Не хлебом единым» стал знаменем оттепели. В своих отзывах читатели описывали проблемы, поднятые Дудинцевым, – технологический застой, бюрократическую инертность, коррупцию и неэффективность существующей системы. Эти дискуссии дали людям возможность пожаловаться на многие социальные явления, простирающиеся за пределами книги, манифестируя новый энтузиазм политического самовыражения и обмена мнениями, вдохновленные XX съездом партии [Kozlov: 89].

Книга действительно вызвала огромный читательский и общественный резонанс. Константин Паустовский на обсуждении романа на Президиуме Союза писателей называет явления, описанные в нем, последствиями культа личности. Роман «Не хлебом единым» упоминается даже в донесении осведомителя о Шаламове от 26 июля 1957 года. Агент сообщал:

Шаламов считает также, что из-за того, что вся литературная общественность с силой набросилась на книгу Дудинцева и просто-таки раздавила ее (а книга эта, по мнению Шаламова очень слаба и неинтересна, как с художественной, так и с идейной стороны), тем самым преградив возможность выхода и написания новых книг, по сути своей отражающих свободные ленинские принципы и более сильных, с точки зрения художественной, чем «Не хлебом единым» [Шаламов 2013: VII, 481].

Фильм Эльдара Рязанова «Карнавальная ночь», упомянутый Марией Майофис, также стал объектом рефлексии Шаламова, хотя и противоречащей обличительному замыслу авторов ленты. По свидетельству Сергея Неклюдова, фильм произвел на него неожиданное впечатление:

Шаламов увидел в главном герое Дон Кихота, противостоящего всем: помню его рефлексии по поводу фильма «Карнавальная ночь», когда он вышел. Это ведь событие было. Он высказывался в том смысле, что этот герой Ильинского – Огурцов, главный и единственный отрицательный персонаж – герой наподобие Дон Кихота, который борется против всех. У него своя правда, он ее знает, а все против него. Не знаю, насколько это было шуткой, он к шуткам не был склонен. Он был очень мрачным, мизантропическим человеком. Мрачно глядящий на мир и с мрачными реакциями. Я потом, задним числом, подумал, что может он представлял себя на месте Огурцова, в каком-то карикатурном, искаженном виде, в полном противостоянии абсолютно всем [Неклюдов].

Круг чтения и литературных интересов В. Шаламова в 1956–1959 годах можно выявить не только из дневников и переписки, но и из доносов осведомителей. Личность агента (или нескольких агентов) не установлена; по свидетельству С. Ю. Неклюдова, это был человек, вхожий в дом писателя. В донесении № 1 от 10 апреля 1956 года отмечается, что Шаламов восхищался стихами и переводами Б. Пастернака. Возникал разговор о «сбитом с пути» Леониде Мартынове, его стихи Шаламов читал наизусть.

Однако выше всех, по сведениям агента, Шаламов ценил Твардовского, отмечал несправедливость отстранения его от должности главного редактора «Нового мира». Выражая надежду на то, что «зазвучат» Блок и Цветаева, Шаламов утверждал, что Симонова «на пушечный выстрел нельзя подпускать к поэзии». Агент отмечает, что писатель «посмеялся над юбилеем Достоевского», критикуя забвение Достоевского в СССР [Шаламов 2013: VII, 468].

В донесении № 2 от 11 апреля 1956 года отмечается, что Шаламов производит впечатление человека грамотного и культурного, хорошо знающего современную и классическую литературу, ориентирующегося в течениях: реализм, символизм, декаданс, имажинизм и др. [Там же: 470]

В очень пространном сообщении № 3 от 21 июня 1956 года осведомитель приводит цитаты «известного кулацкого поэта Клюева», которого любил Шаламов, разоблачительные цитаты «греховодницы»[16] Цветаевой, которая тоже была уважаема писателем:

Как последний сгас на мосту фонарь —

Я кабацкая царица, – ты – кабацкий царь.

Присягай, народ, моему царю,

Присягай его царице – всех собой дарю[17].

Здесь же осведомитель упоминает о том, что Шаламов спешил восстановить литературные связи. Из донесения № 7 от 23 декабря 1957 года следует, что осведомитель был дома у В. Шаламова и О. Неклюдовой и вел с ними беседы о литературе. В разговоре упоминался Борис Слуцкий, с которым Шаламов дружил и чьи стихи очень ценил.

В середине 1950-х годов происходит реанимация литературных журналов, которые играют главную роль в развитии литературы оттепели. Еще находясь в Туркмене, В. Шаламов внимательно следил за ними, что отражено в его переписке. Для него это было большой надеждой на публикацию стихов и рассказов, что отчасти реализуется в конце 1950-х – начале 1960-х годов: стихи попадают в журналы «Москва», «Юность»[18], «Знамя», «Поэзия Севера», «Сельская молодежь»[19], альманах «День поэзии».

Одним из главных литературных журналов оттепели являлся «Новый мир», который при главном редакторе А. Т. Твардовском стал магнитом для людей, жаждущих правды, стремившихся широко и свободно мыслить, проклинавших сталинский террор [Лакшин: 7]. С «Новым миром» Шаламов начнет сотрудничать в конце 1950-х годов, однако это сотрудничество не откроет возможностей для публикаций.

Пятидесятые годы для Варлама Шаламова были временем больших надежд. Возвращение из лагеря и реабилитация открывали возможность возвращения к литературной работе, которой он займется в журнале «Москва». Литературные дискуссии, выступления поэтов в лектории Политехнического музея, активная журнальная жизнь напоминали ему, в первую очередь, 1920-е годы, которые для него были главным периодом жизни. Несмотря на скептицизм, обусловленный тяжелейшим лагерным опытом, Шаламов сказал С. Неклюдову: «Ничего лучше Хрущева при советской власти быть не может».

Возвращение в литературный мир

Возвращение Шаламова в литературный мир связано с двумя событиями: общением с Борисом Леонидовичем Пастернаком в 1953 году и женитьбой на писательнице