Комиссар Жерар смерил меня укоризненным взглядом.

— Ещё при-и-их-ходил сантехник, труба протекала, — поспешно проговорил повар.

— Что же вы сразу о нём не сказали?!

— 3-забыл, начальник.

— Может, ещё кого забыли?

— М-может, и забыл…

— Я должен вас обыскать, месье Стрига.

— Ну ш-шм-монайте, волки позорные, — хмуро согласился он.

Обыск ничего не дал. В принципе я и не особо на это рассчитывал. Прибыли специалисты из пищевой комиссии. Два сатира в белых халатах с прорезями для хвостов, они еле стояли на ногах, до того были пьяны. Но это нормальное состояние для сатира, их на работу трезвыми просто не выпускают. Если вы увидите непьяного сатира, то насторожитесь, потому что либо он тяжело болен, либо это принявший облик сатира инкуб. Инкубам внешность сатиров почему-то кажется более привлекательной для соблазнения женщин, чем их собственная, и они считают, что козьи ноги сатиров стройнее их собственных козлиных ног. Сатиры забрали бидон супа на проверку и, пошатываясь, направились к выходу.

— Постойте, где здесь в городе можно достать святую воду? — спросил я у них.

Один из них обернулся и попытался сфокусировать на мне мутный взгляд водянистых глаз.

— У те-я такой резкий… голос, брат, тих, тсс… — склонив голову набок и страдальчески скривив лицо, попросил он. — А т-ты что-т сказал? Я не понял.

Я повторил свой вопрос, терпеливо разделяя слова.

— В гр-ской лаб-р-тории, — засияв, ответил второй, махнул рукой и, развернувшись на одном копыте, попытался выйти в дверь, ударился рогами об косяк, захихикал и со второй попытки, подталкиваемый в спину коллегой, наконец благополучно вышел.

Я не опасался, что они прольют бидон на себя или на кого-то ещё. Сатиры — профессионалы в пищевой экспертизе, лучшие в своём роде. Так же как профессию пожарного обычно выбирают саламандры (как это ни парадоксально), дворниками поколениями предпочитают работать домовые, а в полицейские, как вы уже поняли, обычно идут черти, реже вампиры. У последних хороший нюх на всё, что пахнет кровью, и они превосходные ищейки. А расследование ведём обычно мы, черти, у нас мозги будто специально устроены для этой работы, к тому же мы обладаем врождённым стремлением к порядку, дисциплине, да и дерёмся как черти.

— Что это за лаборатория? — поинтересовался я на выходе из детского сада, шагая рядом с шефом.

Повара мы отпустили, взяв у него всё ту же подписку о невыезде. Только в учреждении для малолеток ему до конца следствия не работать. Рисковать детьми мы не будем.

— В медицинском центре. Вон тот дом в конце улицы. Выясните всё сами. Я знаю, что могу на вас положиться, сержант. А мне надо идти, дела-дела…

В лаборатории в этот день находились только две сотрудницы — рыжеволосые дриады с веснушками во всё лицо. Судя по тому, что они были копиями друг друга, родились они от одного дерева. И звали их похоже — Ива и Ава. Бутыль со святой водой для медицинских целей была запечатана, и печать была на месте.

— Мы её ещё не вскрывали. У нас был запас.

— Кто вам доставляет воду? — спросил я.

— Почтовая служба.

— Когда вы её получили?

— На прошлой неделе.

— Да, в прошлый четверг, — уточнила Ава.

— Или в пятницу.

— В четверг, я точно помню!

— Действительно, — тонко улыбнулась Ива, — ведь ты же её принимала.

— Я?!

— А кто, я, что ли?!!

— Чтобы проверить ваши путаные показания, — вмешался я, — мне придётся вас обыскать.

— Вы не имеете права!

— Обыщите её первой!

— Нет, её, она вечно от меня что-то скрывает!

Я устало вздохнул и приступил к делу. На первый взгляд ничего подозрительного, но в сумочках у обеих нашлась одна интересная вещь — фотография капрала Фурфура Флевретти с отпечатками поцелуев и нарисованными сердечками. Этот апатичный серый тип — местный похититель сердец? Воистину мир женщин непознаваем! Хотя, с другой стороны, если у него роман с обеими близняшками, значит, он в любой момент мог забежать к ним на дежурство и под любым предлогом отлить в пузырёк немного святой воды? Не знаю, не знаю… Это вполне могло иметь место, и всё-таки с флегматичной мордой капрала такое продуманное преступление как-то не вязалось…

— Кажется, мне надо допросить и вашего друга капрала Флевретти.

— Ой, нет-нет-нет! — в один голос закричали они.

— Тогда с этого момента только правду. Кто-нибудь вскрывал пломбу на бидоне со святой водой и запечатывал его снова?

— Не знаю, — испуганно сказала Ава или Ива. Я в них уже запутался.

— Не знаю, — повторила её сестра. — Честно-честно.

— Хорошо, — вздохнул я, недоумение в их глазах было слишком натуральным. — Тогда это всё.

К концу рабочего дня я чувствовал, что сегодня мне надо выпить. Паб, в который я зашёл, был гордостью местной пивной индустрии. На стенах висели череп волка-оборотня, чучело вымирающего грифона, шкура единорога и ржавые кандалы, узор на вентиляционной решётке изображал мучения грешников в аду, в витрине на всеобщее обозрение был выставлен набор знаменитого маньяка-проктолога, а над камином прибиты два настоящих крыла ангела. Самые редкие охотничьи трофеи…

Я попробовал местное пиво, которое рекомендовал комиссар. Оно оказалось приятно-кислым на вкус, и неповторимый клоповный аромат ничуть его не портил.

Рядом за стойку подсела та самая зеленоглазая журналистка в мини.

— Могу я выпить кружку пива, чтобы это не появилось в завтрашней прессе? — ровно спросил я, глядя перед собой.

— Ну конечно. Обещаю, что о пиве писать не буду, — сказала она, тоже не поворачиваясь ко мне, а с притворным интересом рассматривая ряды бутылок за спиной горбатого бармена-клюйркона.

— Уже спасибо.

Она помолчала, но я знал, что покоя от неё не дождёшься.

— Как прикажете к вам обращаться, сержант-месье-господин-сэр?

— Вообще-то мне привычней пан. Я всё-таки из Полякии.

— А я-то думала, почему вы такой высокий.

— Да, — кивнул я, — поляцкие черти обычно выше и крепче ваших островных, Эльвира.

— Надо же, вы запомнили моё имя. В газете прочли?

— Под статьёй. О том, как я измывался над бедными домовыми и стрелял в горгулий.

— Да ладно вам, это моя работа. Лично я ничего против вас не имею. У меня начальник очень любит жареные факты и, если я пишу что-то нескандальное, грозится уволить.

— Бывает. Мой шеф тоже не самый обаятельный тип, — соврал я, однако неприязнь ушла, и я даже, кажется, начал испытывать к ней какие-то чертячьи чувства.