Вслух киликиец сказал другое:

— Открывай сундук.

Старик исполнил приказание. Заскрежетал ключ в замке, и пальцы храмовника приподняли крышку. Почти сорок лет никто не заглядывал в недра этого ковчежца. Все присутствующие как по команде придвинулись к нему, ибо зрелище, которое открылось им, не могло не поражать. Сундук наполняли россыпи всевозможных драгоценных камней, алмазы, смарагды, рубины сияли, как звёзды ясной ночью. Попадавшиеся между ними золотые безанты с изображениями богоподобных ромейских базилевсов и динары с вязью восточных государей на фоне блиставших всеми гранями камней казались жалкими оболами.

— Вот это да! — воскликнул кто-то в наступившей на миг тишине. А другой добавил:

— Да на это можно купить целый город!

— Целую страну! — не согласился третий.

— Тут хватит, чтобы нанять армию! — с восхищением произнёс Васил.

— Клянусь муками Господними, никогда не видел ничего подобного! — словно в полусне проговорил сам Баграм.

Умей он смотреть на ситуацию с разных сторон, то, возможно, оправдал бы в какой-то мере своего смертельного врага. Того ведь в своё время ничуть не в меньшей степени поразило увиденное. Однако знатный киликиец не мог думать ни о чём, кроме мести. Он решительно захлопнул крышку ковчежца и повернулся к командору. С губ Баграма вот-вот уже готов был сорваться приказ, но он так и не прозвучал, словно бы застыв в горле человека. Глаза седобородого красавца встретились с единственным глазом старика.

Командор на миг показался Баграму таким, каким он увидел его много-много лет тому назад.

Длинные седые волосы исчезли под кольчужным капюшоном — остроконечный шлем рыцарь снял, утирая мокрое от пота безбородое лицо краем размотавшегося тюрбана. Хотя солнце уже заходило, проваливаясь куда-то за гряду гор, жара всё ещё стояла очень сильная. Вокруг, как всегда бывает в Сирии, быстро стемнело, но в свете факелов, которые зажгли победители, двенадцатилетний черноволосый мальчик, одетый в одну лишь превратившуюся в лохмотья рубашку, мог прекрасно разглядеть стоявшего перед ним воина. Особенно привлекали внимание длинные пшеничного цвета усы, кончики которых свисали ниже подбородка, и чёрная кожаная повязка, закрывавшая правый глаз, да ещё хищный крест, словно бы сложенный из выкрашенных красной краской ласточкиных хвостов или капителей античных колонн, на пропылённой дотемна белой материи надетого поверх кольчуги сюрко.

Следующее, на что обратил внимание пленник сарацин, это то, что окровавленный меч воин держал в левой руке. Баграм оказался перед ним только потому, что первым откликнулся на вопрос: «Если уж среди вас нет франков, может быть, кто-нибудь из вас понимает наш язык?» Однако мальчик не успел представиться и сообщить спасителю о своём благородном происхождении, как того окликнули солдаты. Когда же, спустя несколько минут, командир отряда храмовников вернулся, положение пленников радикальным образом переменилось.

Последним, что видел в тот вечер Баграм, стало скривившееся в жутковатой гримасе лицо одноглазого тамплиера и его меч, излетевший в небо и превратившийся на миг в тонкую чёрную полоску, разрезавшую наискосок красноватое зарево заката. Отрок выжил, потому что на то была Господня воля, и вот теперь, спустя многие-многие годы, он пришёл, чтобы покарать убийцу своей матери.

Его Баграм встретил здесь, в этом городе, больше двадцати лет назад, но тогда командор Жослен находился в расцвете славы, не приходилось и думать о том, чтобы подступиться к нему. Впрочем, как раз думать-то никто никому запретить не может, и киликиец принялся вынашивать план мести. Казалось бы, удобный момент представлялся семнадцать лет назад, когда узурпатор, Боэмунд Кривой, не чуя беды, сидел в своём родовом графстве, в Триполи. Тогда армянам удалось проникнуть в город и сделаться в нём хозяевами. Они обложили засевший в цитадели гарнизон, и тот, лишённый подвоза продовольствия, сдался на милость победителей. В Антиохии утвердился законный властитель, Раймунд-Рубен. Как позже выяснилось, проклятому храмовнику удалось ускользнуть. В самый последний момент он бежал на побережье в неприступную Тортосу.

Баграм умолил сюзерена своего господина, царя Малой Армении Левона[15], посодействовать ему в святом деле мести. Ситуация, казалось, вполне благоприятствовала, царь вернул тамплиерам Бахрас, что сделало великого магистра менее щепетильным в вопросах взаимоотношений одного из своих братьев с подданными щедрого горского владыки. Как-то нежданно выяснилось, что у сира Жослена оказалось немало грехов, мириться с которыми братство не могло. Чернокнижие, общение с потусторонними силами, чрезмерное властолюбие, неразборчивость в средствах и прочая, и прочая, и прочая.

Однако хитрый старик нюхом почуял беду, из Тортосы он бежал в Триполи, под крыло к главному ненавистнику всех киликийцев, Боэмунду Кривому. Впрочем, Жослен не долго оставался в стенах столицы графства, где каждую минуту мог ждать предательского удара кинжалом в спину (он ещё не знал тогда, что враг его не мог позволить себе роскоши обратиться через госпитальеров к ассасинам). Граф направил его к сельджукскому князю Икониума, Кайхаусу, и маленький отряд Жослена, присоединившись к турецким ордам, с полной отдачей посвятил себя грабежу западных провинций царства Левона.

В 1220 году Боэмунд вернул себе княжеский престол Антиохии, что вновь сделало Жослена недосягаемым для мстителя. Впрочем, если бы последний имел целью лишь удовлетворить свою кровожадность, послав в дом заклятого врага наёмных убийц, командор ордена Бедных Рыцарей Храма Соломонова уже давно был бы мёртв. Жертвами безумных фидаев, посланцев Старца Горы[16], становились и не такие личности: достаточно вспомнить новоизбранного короля Иерусалима, Конрада Монферратского, или совсем недавно павших от рук ассасинов, нанятых Госпиталем, чтобы уничтожить заклятых врагов ордена — патриарха Альберта Иерусалимского и старшего сына князя Боэмунда Кривого, Раймунда, зарезанного не где-нибудь, а в неприступной Тортосе, оплоте храмовников.

Тринадцать лет ждал Баграм своего часа. Тринадцать лет служил жившему в уединении «почётному» командору по-собачьи преданный своему настоящему господину Варлам. И вот, будто звёзды сошлись, после смерти старого князя настала возможность посчитаться с врагом собственными руками, да к тому же, наконец, завершилась миссия Варлама. Возможно, было бы умнее, как советовал дальновидный Васил, сохранить слуге жизнь, он мог бы оказаться полезен, никогда не лишнее иметь своего человека в стане неприятеля, но Баграм боялся, что о сокровищах каким-нибудь образом пронюхают тамплиеры. Пришлось перерезать верному Варламу глотку.

Теперь цель достигнута, Баграму удалось заполучить возможность распоряжаться не только жизнью своего ненавистника, но и захватить столько лет скрываемое ото всех сокровище.

Ещё не утихли всеобщие восторги, вызванные видом несметных богатств, а предводитель киликийцев уже начал подсчёт свидетелей, которых придётся устранить. Пятерых убили слуги Жослена, значит, считая самого Баграма и Васила, оставалось ровно тридцать три человека. Целый отряд! Большая часть в комнату не