— Более чем, тренер, — облегченно расслабилась я, мысленно благодаря выпускников, сумевших настолько умаслить Огненное Лихо.

Кабинет руководителя боевого отделения располагался на третьем этаже административного корпуса. Выше кабинетов старших наставников, и на этаж ниже приемной исава Гволкхмейна.

За два года учебы я ни разу не пересекала порога этого помещения, впрочем, и сам его владелец появлялся здесь только по острой необходимости. Все детали внутреннего убранства кабинета подчинялись единственному принципу, лучше всего характеризующему боевого мага: никаких излишеств. Строгие формы, отсутствие вычурности и минимальное количество мебели. Стеллаж с книгами, выстроенными строго по алфавиту. У окна — голый письменный стол с одинокой папкой, из которой выглядывал лист бумаги, исписанный крупным размашистым почерком.

Пропустив меня вперед и закрыв за нами дверь, исав Сулица приветливо указал на единственный стул, а сам прошел к окну и уперся спиной в подоконник.

— Итак, лисичка, — ехидно заговорил маг. — Что ты имеешь сказать в свое оправдание? Вот уж не думал, что лучшая ученица боевого отделения дважды не сможет сдать переводной экзамен.

Я тихонько вздохнула, послушно уселась на предоставленное место, изо всех сил желая победить вспыхнувший от стыда и возмущения горячечный румянец.

— Я не понимаю, почему так происходит, — говорю тихо, но твердо. В своих знаниях я уверена, и не собираюсь терпеть столь явное предвзятое отношение. — Независимо от билета и ответов на дополнительные вопросы, я два раза подряд получаю низшую оценку из возможных.

— Повтори! — внезапно взрыкивает Огненное Лихо, и я в очередной раз убеждаюсь, что прозвище это возникло не на пустом месте.

— Наставник Гудим беспричинно занижал мои оценки, — заявляю я, не отводя взгляда. — Дважды!

— Ты обвиняешь преподавателя в необъективности и открытом нарушении трудового договора?

— А что, такого не может быть? — упрямо переспрашиваю я, насупившись.

— Не в Лутаве! И не с моей ученицей! — грохает мужчина ладонью по подоконнику.

— Что ж, — выдыхаю я облегченно. — Ты очень удивишься, наставник…

Тренер молчит, некоторое время, словно провоцирует меня забрать опрометчивые слова, но в конце концов отталкивается от подоконника и подходит к столу, почти нависая надо мной.

— Хочешь, чтобы экзамен принимала конфликтная комиссия?

Этот вопрос — именно та реакция, которой я и добивалась. Конфликтную комиссию собирают в спорных случаях после письменного требования учащегося провести оценку его знаний еще раз. На самом деле, за все время моей учебы такого не случалось ни разу. Никто не стремился сдавать экзамен лично управителю школы и двум выбранным по его желанию преподавателям.

— Да, — твердо соглашаюсь я. — Я не боюсь исава Гволкхмейна, и готова положиться на его суд.

— Уверена? — прищуривается тренер, однако в голосе его явственно звучит доля сочувствия.

— Да!

— Тогда договорились. Я напишу заявление, как глава твоего отделения, — зло усмехается он, а я расслабленно выдыхаю. Если Огненное Лихо на моей стороне, то полдела, сделано. — У тебя остались ко мне вопросы, лисичка?

— Нет, тренер!

Я вскакиваю со стула, ожидая разрешения покинуть кабинет.

— Свободна, Цтислав! Готовься. И смотри мне…

Сдавать экзамен в третий раз понравилось мне значительно больше, чем в первые два. Тем более в присутствии трех членов конфликтной комиссии, которые не имели ко мне никаких претензий и сохраняли полную непредвзятость. Но, конечно, без подлости со стороны преподавателя, столь категорично уличенного в занижении оценки, не обошлось. Иного я от наставника Гудима и не ожидала. Более того, даже злиться на него не могла, поскольку первопричиной такого отношения был приснопамятный мой недовраг — Межамир Калита.

То, во что вылилось раздражение на него, я даже вспоминать не желала. Не желала, но все равно вспоминала. И от подброшенных памятью непрошенных этих картинок сладко тянуло в животе, а дыхание становилось прерывистым. Что мог подумать извозчик о своей малахольной пассажирке, осталось неизвестным, но хорошо, еще в клинику не предложил отвести, безропотно высадил возле портального вокзала и отбыл.

Возвращаться в терем после восьми месяцев учебы мне ничуть не хотелось, но я смиряла это свое нежелание, напоминая, что в столице моего возвращения с нетерпением ждут и старший брат, и младшая сестра, которые не видели меня почти целый год.

Как назло, мысли о родных потянули за собой воспоминания об отце. Прежний князь при жизни прослыл в народе суровым, жестким, даже в чем-то жестоким правителем с тяжелым характером. В отношении брата так, возможно, и было. Однако ни при мне, ни при Агнии он не показывал этих своих черт. Да и в матушке души не чаял, старался предугадывать каждое ее желание или блажь. Думаю, именно благодаря сходству с матерью его любимицей стала я, а не младшенькая Агнешка. А может, причина заключалась в том, что, в отличие от нее, я росла бойким, поистине неугомонным ребенком, с малых лет отличаясь неуемным любопытством.

Даже жажду знаний мне привил отец, вопреки традициям разрешивший старшим детям учиться вместе. Я частенько посещала уроки брата, мне дозволено было читать книги, доступные ему. Да и вечерние беседы с отцом давали мне не только возможность общения с ним, но и достаточную пищу для развития ума. Князь Володар Гоикениварн требовательно подталкивал своих детей думать, всегда отыскивать первопричину любого события. Благодаря отцовскому воспитанию я сблизилась со старшим братом гораздо сильнее, чем молчаливая Агния. После убийства отца он так и остался самым близким мне существом. И только наша взаимная привязанность помогала мне справиться с тоской…

Даже четыре года спустя никто не знал, с чего все началось. После случившегося покушения, во время которого батюшка был убит, служащие Управления безопасности готовы были рыть землю в поисках нападавших и тех, кто за ними стоял. Служба по Наследию требовала от Совета Родов в кратчайшие сроки официально передать венец и остальные регалии княжеского рода прямому наследнику убитого владыки, а высшая аристократия осознала, что большая часть зачинщиков заговора принадлежит дворянскому сословию. Более того, не безземельной его части, до которой небожителям, по большому счету, не было дела, но наследникам древнейших родов.

Лидеры богатейшего сословия княжества из Совета Родов искренне не понимали, какая причина могла сподвигнуть молодежь пожелать свергнуть государственную власть. Что за блажь пришла в головы потомственных дворян? На что они вообще рассчитывали? А главное, кто мог заронить в их мысли идею о том, что наследуемая власть — пережиток прошлого? Откуда среди преданных трону и княжескому роду могла вообще появиться идея подобной реформы и кровавого путча?

О главном зачинщике неудавшегося переворота, по итогам расследования, не сообщали широкой общественности. Более того, его имя, из доклада главы Управления безопасности, по окончании расследования