случилось? — Мой голос спокойный, собранный, не смотря на бурю эмоций, которую вызывает во мне ее присутствие.

— Я беременна.

Слова обрушиваются на меня, как грузовой поезд. На мгновение я теряю дар речи, мой рот приоткрыт, пока я пытаюсь обработать бомбу, которую она только что бросила. Миллион мыслей проносится в голове, но одна застревает: но у нас был секс всего один раз. Как это вообще возможно?

— Ты уверена? — Вопрос вырывается наружу прежде, чем я успеваю его остановить, в нем смешались неверие и иррациональный всплеск… надежды? Страха? Черт, я уже даже не могу сказать.

Она кивает, выражение ее лица не поддается прочтению.

— Да, я уверена. Но, Лука, ребенок может быть не твой.

Черт возьми, я знал, что она не святая — никто из нас не святой, но мысль о том, что она может быть с кем-то еще, закручивает что-то глубоко внутри меня. Ярость? Ревность? Неважно. Сейчас все мое внимание приковано к Лане, и я не уверен, обнять ее или задушить.

— Кто еще это может быть?

Я даже не смотрю на нее, вместо этого поворачиваюсь лицом к стене — жалкая попытка скрыть бурю ревности и страха, бушующую в моих глазах.

Голос Ланы ровный, нервирующе спокойный перед лицом хаоса, в который вскоре может превратиться наша жизнь.

— Есть еще два варианта… Григорий и Роман.

— Кто-нибудь еще знает? — Мой голос холодный, отстраненный, как будто я обсуждаю бизнес, а не возможное отцовство женщины, которую, как я не могу признаться, хочу больше, чем когда-либо.

— Джулия и Григорий знают. Роман нет. Пока.

Повернувшись лицом к Лане, я придаю своим чертам выражение безразличного любопытства.

— И когда ты планируешь рассказать Роману? — Мой тон легкий, почти дразнящий, но в нем чувствуется неподдельный интерес. То, как она справится с этим, как мы все справимся с этим, изменит динамику нашей маленькой извращенной семьи.

Лана встречает мой взгляд, ее глаза — зеркало той решимости, которой я успел в ней восхититься.

— Скоро. Мне просто… нужно было сначала поговорить с тобой.

Я смотрю на Лану, сердце колотится в груди. К черту все, мне нужно выпить. Я подхожу к бару и наливаю себе крепкий напиток, а затем делаю большой глоток. Жгучий запах алкоголя отвлекает от хаоса в голове.

Черт возьми, я никогда не хотел детей. Они грязные, нуждаются в помощи и усложняют все до предела. И все же… мысль о том, что Лана будет носить моего ребенка, делает со мной то, чего я не совсем понимаю.

— Что ты собираешься делать? — Спрашиваю я, делая еще один глоток из своего бокала.

— Я собираюсь родить этого ребенка, — твердо отвечает она.

— Молодец, — просто говорю я, испытывая странное чувство гордости за ее решение. Не то чтобы я заботился о ребенке или что-то в этом роде, верно? Нет, это просто делает ситуацию интересной, вот и все. — В таком случае, — говорю я, стараясь держать голос ровным, а эмоции под контролем, — я позабочусь о том, чтобы мы все были готовы к тому, что будет дальше.

Я делаю еще один глоток своего напитка, и алкоголь прокладывает себе путь в горло и в желудок.

— Нам нужно подумать о том, как мы будем скрывать это от всех. Это будет не так-то просто скрыть.

Я откинулся на спинку стула, покрутил напиток в бокале, и лед зазвенел о стенки. Мысль о том, чтобы скрыть беременность Ланы, обо всей этой лжи и обмане, не дает мне покоя. Не потому, что я не люблю лгать — отнюдь нет. А потому, что каждая деталь этой ситуации заставляет меня ползать по коже от чувства собственничества. Сама мысль о том, что я делю ее с Романом и Григорием, грызет меня. Я никогда не хотел этих полиаморных осложнений. Но если Лана этого хочет, если это то, что ей нужно…

— Мы разберемся с этим, — говорю я наконец, мой голос тверд, не выдавая ни малейшего волнения внутри. — Есть способы держать все в секрете. Мы и раньше справлялись с более деликатными ситуациями.

— Как? Как мы это сделаем?

Я приступаю к подробному объяснению, описывая каждый шаг плана по сохранению ее беременности в тайне. От свободной одежды и стратегических появлений на публике до потенциальных сюжетных линий, которые мы могли бы придумать для тех, кто слишком близко подобрался к нашему внутреннему кругу.

Но Лана, всегда готовая перейти к самой сути вопроса, останавливает меня на полуслове. Ее руки поднимаются к моему лицу, заставляя меня смотреть прямо ей в глаза и требуя моего полного внимания.

— Я не говорю о том, чтобы… спрятать ребенка.

Мир словно замедляется, пульс падает, когда наши лица сближаются.

— Я говорю о тебе… и обо мне.

— Лана, ты знаешь, что я чувствую к тебе, — начинаю я, мой голос низкий, каждое слово пронизано интенсивностью моих эмоций. — Это… то, что между нами, всегда было сложным.

Она откидывает мои волосы со лба, ее пальцы задерживаются на моей коже, когда она смотрит мне в глаза. Меня словно током бьет, сердце колотится от одного ее прикосновения.

— Мы не можем продолжать бежать от этого, Лука. Мы обязаны встретиться с этим лицом к лицу.

Я тяжело сглатываю, ее слова обрушиваются на меня, как ураган, оставляя меня бездыханным и уязвимым.

— А если он не мой?

Глаза Ланы смягчаются, ее выражение наполняется сочувствием и пониманием.

— Если не твой, то Романа или Григория. Но в любом случае это не меняет того факта, что мы должны поддерживать друг друга и жизнь, которую мы создаем, независимо от того, кто является отцом.

— Лана, я с тобой. Всегда. — Говорю я, произнося слова как клятву, обещание, которое я намерен сдержать, чего бы мне это ни стоило. — Что бы ни было между нами, мы разберемся с этим. Вместе.

7

ЛАНА

Влезая в это платье, черное, как грех, и более свободное в талии, я словно надеваю броню. Джулия сама его выбрала, сказав, что оно поможет скрыть от посторонних глаз любой намек на появление малыша. Пока скрывать нечего, но она знает толк в этом деле, как курица-мать. Обычно я не соглашаюсь надеть черное — слишком мрачно, слишком предсказуемо, на мой вкус, — но сегодня, с красной помадой? Я чувствую это. Я словно воплощаю в себе атмосферу старого голливудского нуара, готовая встретить все, что бы ни подкинула мне эта богом забытая вечеринка.

И давайте проясним: эта вечеринка — минное поле, а не званый вечер. Здесь больше врагов,