Пока я лежу на кровати, мой разум отказывается отключаться. Образы Григория, Романа и Луки мелькают передо мной, каждый из них по-своему привлекателен и опасен.

Кто из них поддержит меня, когда правда выйдет наружу? Или, что еще страшнее, кто попытается использовать этого ребенка в качестве рычага давления?

Ночью сценарии разыгрываются, как сцены из шпионского триллера: тайные визиты к врачу, разговоры шепотом в тенистых углах, внезапные предательства. Сон неуловим, каждый скрип и шепот в доме заставляет меня быть начеку.

В темноте я прикасаюсь к своему животу, не в силах соединиться с реальностью, растущей внутри меня. Этот ребенок еще не знает об этом, но он уже в центре бури. Пешка или благословение — я еще не решила, что именно.

4

ГРИГОРИЙ

Солнце еще не успело полностью показаться, как мы снова оказались в гуще событий. Лана, выглядящая как королева, сидела напротив политика, чье имя не стоит и воздуха, чтобы его произносить. А я? Я просто тень на стене, молчаливая, наблюдающая.

Я всегда наблюдаю.

Политик, человек, у которого слишком много пота и недостаточно позвоночника, начинает свою речь:

— Мисс Лана, нам нужно обеспечить… непрерывность наших операций. Не привлекая внимания.

Лана откидывается назад, ее скука едва скрывается фасадом интереса.

— И вы думаете, я не в курсе? — Ее голос холодный, отстраненный. — Скажите мне, что именно вы предлагаете?

Он переминается с ноги на ногу, чувствуя себя неуютно под ее взглядом.

— Возможно, новые маршруты. Более… скрытные методы работы. Мы не можем позволить себе еще один промах.

— Промах? — Повторила Лана, в ее тоне слышалась насмешка. — Вы имеете в виду, чтобы наш бизнес процветал под носом у тех, кто хочет, чтобы мы пали? Этот "промах"?

Я почти улыбаюсь. Почти. Лана заставила этого парня танцевать на ниточках, о которых он даже не подозревает.

Он заикается:

— Да, именно так. Но мы должны быть осторожны. У меня есть предложения по…

— Предложения, которые вы, без сомнения, почерпнули из своего богатого опыта в этой области? — Лана перебивает, ее терпение истощается. — Послушайте, я знаю свое дело. Ваши "опасения" приняты к сведению. Что-нибудь еще?

Политик, явно приняв профессиональную вежливость Ланы за личную заинтересованность, наклоняется чуть ближе, и его голос понижается до соблазнительного, как ему кажется, шепота:

— И, мисс Лана, в эти выходные состоится "неформальная" встреча. Это шанс для вас встретиться с потенциальными клиентами. Было бы… полезно, если бы вы посетили это мероприятие.

Лана, не обращая внимания на не слишком деликатный пас, просто наклоняет голову, раздумывая.

— Неформальная вечеринка, говорите?

Ее губы изгибаются в знающей улыбке, которая не доходит до глаз, но опутывает надежды политика своей паутиной.

— Вы меня заинтересовали. Передайте детали Джулии.

Пот на лбу политика блестит от облегчения и чего-то еще — возможно, предвкушения. Он с готовностью кивает, не обращая внимания на ловушку, в которую только что угодил.

— Конечно, мисс Лана. Я позабочусь о том, чтобы вы получили все к полудню.

Когда он встает, чтобы уйти, его движения торопливы и нервны, видно, что он считает, что заключил важный союз. Но я знаю лучше. Лана знает лучше. Мы все знаем. Мы проходили это уже дюжину раз. Она знает, что делает, ей не нужно, чтобы я ей что-то говорил.

Меня раздражает эта чертова неподвижность. Спокойствие, слишком спокойное, на мой вкус. Я всегда был человеком действия, эта игра в ожидание не в моем вкусе. Я барабаню пальцами по столу, и единственный звук в тишине комнаты раздается эхом, как предупреждение.

Лана. Ее имя звучит в моем сознании как напев, кружась и повторяясь, пока это не становится единственным, о чем я, черт возьми, могу думать. В ней что-то есть, что-то опасное и чертовски манящее одновременно. Как пламя, к которому я не могу не тяготеть.

Лана поворачивается ко мне, на ее губах играет ухмылка.

— Представляешь, этот парень? Думает, что он утонченный джентльмен.

Я хрюкаю в ответ, едва не рассмеявшись.

— Тонкий, как кирпич.

Она качает головой, ухмылка превращается в полноценную улыбку — редкое зрелище.

— Ну что ж, давай посмотрим, что может предложить эта "неформальная" вечеринка, а?

— Давай. — Моя работа заключается в том, чтобы защищать ее от угроз, а не заниматься мелочной политикой нашего мира. Но если эта вечеринка будет представлять угрозу, любую угрозу, они быстро поймут, насколько серьезно я отношусь к своей роли.

Когда мы выходим из здания, мой разум переключается на автопилот: я намечаю выходы, запоминаю лица и отмечаю потенциальные угрозы. Это место, вероятно, место предстоящей "неформальной" встречи, теперь существует в моем ментальном арсенале как нанесенная на карту местность. Лана идет рядом со мной, ее присутствие властно и в то же время напряженно… эту ее сторону мало кому удается увидеть.

Усевшись в машину, задраив стекло, чтобы отделить нас от водителя, Лана поворачивается ко мне, в ее глазах появляется нотка нерешительности.

— Григорий, может, мы… пропустим наши спарринги на неделю или две?

Ее просьба повергает меня в смятение. Спарринг, это не просто рутина, это наш ритуал. В нем мы сбрасываем с себя роли лидера и защитника и становимся просто Ланой и Григорием, равными на ковре. Если она предложила прервать его, значит, что-то не так.

— Ты в порядке? — В моих словах звучит беспокойство, более явное, чем я предполагал. Она никогда не пропускает спарринги. Никогда.

Она на мгновение отводит взгляд, и я вижу, как за ее стоическим фасадом вращаются шестеренки, бушуют внутренние споры. Эту сторону она редко показывает, эту уязвимость, эту нерешительность.

— Ты знаешь, что можешь поделиться со мной чем угодно, — говорю я, мой голос ровный, надеясь преодолеть расстояние, которое создало ее молчание. — Что бы это ни было, Лана.

Она колеблется, собираясь с мыслями, прежде чем встретиться с моим взглядом, и в ее глазах зарождается буря.

— Григорий… Я беременна.

На мгновение я теряюсь, дрейфуя в море эмоций, которых никак не ожидал почувствовать. Должно быть, мое лицо не выдает внутреннего смятения, потому что мне удается смотреть на нее пустым взглядом целую минуту, прежде чем единственный вопрос, который имеет значение, срывается с моих губ.

— Я… я…?

— Я не знаю.

Я резко киваю, один раз. Вот и все. Наши разговоры всегда были простыми и понятными. Не было нужды в цветистых словах или великих жестах. Мы делили постель, делили секреты, делили опасности, но никогда не питали иллюзий по поводу того, кем мы были друг для друга.

Это откровение не меняет сути наших отношений.