Стоя перед раковиной в туалете ЗАГСа, гляжу на свое отражение в зеркале, не в силах сдержать улыбку.

Он сейчас, наверно, в еще большем бешенстве. Сердце трепещет, когда я вспоминаю его затуманенный страстью взгляд, а затем и удивленное лицо. Да я, признаться, сама от себя не ожидала такой настойчивой наглости.

Но чего он ждет? Того, что я признаюсь в том, чего не делала? Фигушки!

Наспех причесываюсь раздобытой у работников ЗАГСа расческой. Собираю волосы в высокий хвост, а затем скручиваю его в объемную гулю. Извернувшись, подхватываю так и не завязанные ленты корсета и осторожно затягиваю их сзади на уровне живота. Боюсь, если бы Глеб продолжил с тем же пылом затягивать корсет, у меня случились бы преждевременные роды.

Снова поднимаю взгляд в зеркало, придирчиво оценивая получившийся образ. Если учесть отсутствие всяких визажистов и парикмахеров, вполне достойно.

Хотя я и на выпускной сама собиралась, так что мне не привыкать. Правда, тогда под рукой хоть какая-то косметика была. Да и шпильки. А сейчас в арсенале только чужая расческа и моя потрепанная резинка, которую мне все же удалось ловко замаскировать волосами.

Да, прическа вышла очень даже ничего. Платье и вовсе шикарно. Бледновата, правда. Хватаюсь пальцами за щеки и слегка щипаю кожу. Зато губы алые от…

Ой, мамочки! Прикрываю лицо, пытаясь спрятаться от стыда. Ну вот, можно было и не щипать щеки, и без того теперь красная как рак вплоть до самого декольте.

Сделав пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться, выхожу из уборной в коридор, где меня сторожит недовольный Виктор.

— Вас уже ожидают в зале торжеств, — бубнит он.

— Прекрасно, — улыбаюсь я, зная, что в число ожидающих входит Глеб. — Без меня все равно не начнут. — Пожимаю плечами и прогулочным шагом устремляюсь к просторному холлу. — Знаете, а я ведь вас себе совсем иначе представляла, — бросаю через плечо водителю Глеба.

Он молчит, не выдавая своего присутствия.

— Неужели тоже верите, что незрячая беспомощная девчонка способна быть шпионом? — ступаю я на опасную дорожку, останавливаясь у дверей зала.

Виктор равняется со мной и, так же остановившись у двери, глядит на меня долгим неприязненным взглядом.

— Глупая ты, — ворчит он. — На него смотреть больно после того, что ты с ним сделала. Еще и отпираешься. Если бы призналась, он, может, даже нашел бы в себе силы простить тебя.

— Мне не в чем признаваться, — уверенно отсекаю я.

Он напряженно выдыхает и вытаскивает из кармана телефон.

— Мне босс вообще запретил с тобой заговаривать. Но вдруг это поможет тебе вспомнить, что ты натворила.

Он поворачивает мобильник экраном ко мне.

«Я слышал, как наши обсуждали, что слепота неожиданно оказалась на руку нашему человечку».

— Теперь припоминаешь? — морщась, говорит Виктор. — Признайся, ради бога. Не добивай ты его. Он ведь… — Осекается, когда на мое лицо наползает улыбка.

— Спасибо за свадебный подарок, Витюша! — довольно выдаю я и, дружески похлопав его по плечу, прячусь за дверью. Теперь ситуация стала немного яснее.

Действительно странное сообщение. Насколько мне известно, в окружении Глеба слепых больше не наблюдается. Значит, это сказали намеренно, чтобы свалить на меня. Не пальцем в небо.

Витя не врет. Не думаю, что он причастен к этой клевете. Скорее, просто жертва чьих-то козней. Как и я. Он слишком печется о состоянии своего начальника, и его искренность видна невооруженным глазом. А отсюда и неподдельное желание меня убить. Тут я с ним полностью согласна. Только попадись мне этот шпион! Я его собственными руками придушу!

Шагаю на центр зала, где меня уже ждет Глеб. Бросает на меня хмурый взгляд, однако в глазах загорается нечто живое. Мягкое такое. Любимое. Пробегается мурашками по моему телу и снова прячется за непроницаемой маской. Глеб выпрямляется перед регистратором, которая тут же занимает свою позицию у стола.

Церемония кажется поспешной. Будто укороченная версия обычного бракосочетания. Ни тебе напутствий про лодку любви, ни напоминания, что мы теперь ячейка общества под названием семья. Может, у них в Москве так и принято? Хотя что-то подсказывает: это с подачи Глеба из речи организатора изъяты лишние подробности.

Помню, у нас в Воронеже мы с папой ходили на свадьбу к его бывшему сослуживцу. Так я едва не уснула, пока дамочка в желтом сарафане в горох декламировала свою речь. Правда, та свадьба мне запомнилась не только этим.

Уже на банкете я поняла, зачем папа потащил меня с собой, когда мне надо было готовиться к экзаменам. Старший сын этого в четвертый раз «жениха» как раз искал невесту, коей с какой-то стати должна была оказаться я.

Мы с папой тогда сильно поругались. И я сбежала в Москву, когда до меня дошла простая истина: он просто хотел освободить жилплощадь от «достигшей совершеннолетия нахлебницы», чтобы она не мешала ему устраивать в квартире притон со своими собутыльниками и гулящими женщинами.

— Согласны ли вы, Хрусталева Анна Васильевна…

Регистратор переходит к сути, а у меня екает сердце. Готова ли я? Справлюсь ли с его злостью? Найду ли реального информатора, чтобы очистить свое имя перед Глебом?

Бросаю на невозмутимого мужчину беглый взгляд и подвисаю. Разве я могла смотреть еще на кого-то? Будь это хоть сыновья папиных «друзей», хоть раздражающие одноклассники… Я уже тогда была влюблена в хмурого парня с обложки журнала.

Даже с этим творческим беспорядком на голове и неухоженной бородой — такой красивый. По-мужски красивый. Огромный, как скала. А я — кнопка, жмусь у его плеча. И чувствую себя такой защищенной рядом с ним, как никогда в жизни. Даже когда он злится.

Чувствую… Нет, знаю: не обидит он меня. И в чем бы меня ни обвинял, другим в обиду тоже не даст. Не зря же запретил Вите со мной говорить? Не зря Валерия Александровича не поддержал в его желании сдать меня в полицию? Не зря же от Ларисы отмахнулся? Сам разберется. То что надо.

Опускаю глаза к животу. У нас теперь есть крепкая и нерушимая связь. Разве я могу отказаться от этого? Ощущение, что мне хватило полдня, чтобы сдвинуть валун ненависти Глеба с мертвой точки, дарит надежду. А у меня в запасе аж несколько месяцев.

— Согласна, — выдыхаю я.

Бросаю взгляд на Аню, когда она наконец решается ответить. Признаться, сомневался, что она действительно согласится. Разве не должна бунтовать? И пытаться сбежать?

Боги, какая же она красивая. Это просто издевательство какое-то. Зачем мне понадобилось наряжать ее в свадебное платье? Себя помучить? Ну, тогда я справился на ура!

А она стоит с невозмутимым видом. Носик свой вздернутый задрала, но вся такая покорная. Покладистая. Зачем она так себя ведет? Еще и в любви опять признается.