Соренза сделала над собой неимоверное усилие, чтобы опять ненагрубить, и ее слова прозвенели в воздухе как льдинки.

— Нет, ни с кем.

Такой ответ обескуражил бы любого мужчину, но не Доуэлла.

— Сколько времени вы одна? — невозмутимо продолжил он.

Ну, это уж слишком! Соренза готова была вцепиться в него какразъяренная кошка. Как он смеет лезть в ее личную жизнь?

— Несмотря на то что в наше время многие ведут себя подобнокроликам и считают это абсолютно нормальным, я предпочитаю качество количеству.

Надеюсь, такой ответ удовлетворит тебя, самовлюбленныйболван! Никогда в жизни Соренза еще не сталкивалась с подобной наглостью.

— И все-таки как долго? — не унимался Доуэлл.

И тут, совсем неожиданно, ярость куда-то исчезла и вместонее возникло сильное желание разрыдаться. Десять лет. Прошло около десяти лет стех пор, как ее жестоко обидели, посмеялись над ее чувствами. На мгновениеСорензе показалось, что она выкрикнула эти слова, столько боли и отчаяния былов ее сердце, и ее охватила паника. Но точеные черты лица спутника оставалисьнеподвижными, и она успокоилась.

Она никогда никому не рассказывала о своих отношениях сСаймоном, даже тете. Ее близким и друзьям было известно только, что она вышлазамуж, а потом вскоре развелась. Что до ее новых знакомых, они не знали иэтого.

Набрав в легкие побольше воздуха и всеми силами стараясьпобороть дрожь в голосе, Соренза сказала:

— Я не считала. В отличие от некоторых у меня нет привычкивести хронологические записи.

Чтобы посмотреть на реакцию Доуэлла, она повернулась к немуи прочитала удовлетворение на его лице. Кажется, я попала в цель, горькоподумала Соренза.

— Намекаете, что я этим занимаюсь? — с угрюмой усмешкойспросил он.

— Я этого не говорила. — Намеренно выдержав паузу, Сорензадобавила: — Но, как известно, на воре...

— Только не в моем случае, — перебил ее Доуэлл.

— Это хорошо, — многозначительно произнесла она.

— У меня есть свои недостатки, Соренза, но я не распутник.

— Мне кажется, джентльмен принимает мои слова слишком близкок сердцу.

На какое-то мгновение она пожалела, что наговорила лишнего.Но когда Николас повернулся к ней, она впервые за все время их знакомстваувидела искорки смеха в его глазах.

— На этот раз уже вы задели меня за живое, — согласился он.— Должно быть, я сам напросился.

О нет, не делай этого! — мысленно воззвала к нему Соренза.Ты не тот человек, который легко смеется над собой. Высокомерие исамоуверенность не позволят тебе, и это написано на твоем лице.

— Итак, — лениво протянул Доуэлл, — вы отвергли меня какпоклонника, да?

Она не ответила.

— Прекрасно, — сухо, но спокойно констатировал он.

Вспомнив о том, что он на данный момент являлся самым лучшимклиентом «Клейтон и партнеров», Соренза попыталась смягчить разговор.

— Послушайте, Ник, я не хотела вас оскорбить. На самом делея ведь совсем не знаю вас.

— Это правда.

Они остановились у светофора, и Доуэлл, прищурившись,внимательно посмотрел на нее.

— Так как же нам это исправить?

— А разве нужно это исправлять?

Его горящий взгляд медленно скользил по ее лицу, по нежнымрозовым губам.

— Может быть, я страдаю оттого, что вы плохо обо мнедумаете.

Сексуальная улыбка, сопровождающая эти слова, вновь породилав ней непреодолимое желание близости с этим мужчиной. Она никому раньше непозволяла флиртовать с ней, но с Николасом ей это нравилось. Вот где таиласьопасность, избежать которую требовалось любой ценой. Соренза смотрела впередневидящим взглядом. Одна сумасшедшая любовь уже принесла ей много горя, с неехватит, и надо быть дурой, чтобы повторить ту же ошибку еще раз. Секса безлюбви Соренза не признавала, и, следовательно, единственное, что ей оставалосьв жизни, — это карьера.

Хорошие друзья, уютный дом, деньги, которые позволятпутешествовать по всему миру, — этого ей будет вполне достаточно. И самоеглавное, никто не будет указывать, как ей жить. Да, независимость — именно то,что ей нужно...

— Скажите мне адрес, — попросил Доуэлл.

Все еще занятая своими мыслями Соренза с минуту соображала,о чем он говорит.

— Что?

— Куда вас везти?

Он мог искоса наблюдать за выражением ее лица, даже когдасмотрел на дорогу, и заметил, как плотно сжались губы молодой женщины.

С того момента, как познакомился с этой дикаркой навечеринке, Николас понял, что она принесет ему кучу неприятностей, и сейчас,увидев ее недовольство, улыбнулся. Он, как всегда, оказался прав. Вудивительных серых глазах, в изящных движениях, в гибком стройном теле — вовсем сквозила эта необъяснимая, очаровательная непокорность, вызывающая в немумиление и уважение одновременно.

Она походила на пушистого взъерошенного котенка, который,стараясь защититься, забавно машет лапкой.

— Подбросьте меня до офиса, если вам нетрудно.

Эти серые глаза — сколько в них упрямства, подумал Николас.И почему они не зеленые, не голубые и не карие, как у большинства женщин, аименно серые?

— Я намерен отвезти вас домой, — заявил он.

— Мне надо закончить кое-какие дела.

— Дела подождут до завтра, а сегодня вам необходимоотдохнуть, — растягивая слова, произнес Доуэлл.

Почему она так запала ему в душу с того первого вечера? Онникогда не испытывал недостатка в женском обществе — от этой мысли егопередернуло, — но что было такого особенного в этой женщине, если онапоказалась ему столь непохожей на других? А может, она ничем и не отличается отних, а просто разыгрывает перед ним роль? Как бы там ни было, ей удалось егозаинтриговать.

Николас с раздражением провел рукой по волосам. Отношениямежду мужчиной и женщиной давно перестали быть для него загадкой: животнаястрасть — единственное, на чем они строятся, и отрицать это сейчас означало быпротиворечить самому себе. Разум его отказывался признавать Сорензу исключениемиз правил, но внутренний голос упрямо твердил, что эта женщина уникальна и,кроме того, как ни парадоксально это звучит, одинока.

Доуэлл видел в зеркале, как Соренза, полная решимости ехатьна работу, а не домой, морщась от боли, пробует шевелить загипсованной ногой.Тебе сейчас нужен горячий бульон, таблетка болеутоляющего и постель, теряятерпение, подумал он. Что за сумасшедшая!

— Так вы скажете мне адрес или мы будем кататься по НовомуОрлеану до утра?