Воздушная разведка показала, что османы создали мощную линию обороны в 11 км вниз по течению от Эль-Кута, в местечке, известном как Эль-Синн. Их траншеи тянулись на несколько километров по обе стороны Тигра между непроходимыми болотами, что вынуждало британо-индийские войска либо рисковать и наступать по открытой местности, либо много километров идти в обход вокруг болот, чтобы попасть к османской линии обороны с фланга. Однако установленная поперек реки преграда помешала бы британским кораблям с палубной артиллерией пройти вверх по реке до Эль-Кута. Нуреттин заявил своим войскам, что их позиции абсолютно неприступны для британцев.

По оценкам британцев, общая численность османских сил в Эль-Синне достигала 6000 пехотинцев, из которых всего лишь четверть составляли турки, а три четверти были арабами. Таунсенд был уверен, что 11 000 солдат, вооруженных пушками и пулеметами, было более чем достаточно для прорыва османской линии укреплений. Но некоторые из его младших офицеров не проявляли такого оптимизма. «Увидев позиции противника, — написал в своем дневнике капитан Рейнольдс Лики, — очень протяженные и хорошо укрепленные, мы поняли, что нам предстоит трудная работа»[362].

Британские войска заняли позиции в ночь на 28 сентября, чтобы рано утром начать атаку на османскую линию обороны сразу по нескольким направлениям. План предусматривал высокую точность маневров: одни подразделения должны были принять огонь на себя, другие — обойти османские позиции с фланга. Однако в предрассветной темноте несколько британских колонн заплутали среди болот и опоздали. Вынужденные атаковать среди бела дня, британцы не только упустили элемент внезапности, но и оказались на открытой местности под мощным артиллерийским и пулеметным обстрелом. «Это был дьявольский день, — записал в своем дневнике капитан Лики. — Мы потеряли массу людей. В одном месте турки устроили нам настоящий ад из шрапнели. Они пристреляли свои пушки с точностью до фута и били прямо по нам… Один из пулеметов в пяти ярдах от меня получил прямое попадание и разлетелся на куски. Мы всю ночь окапывались и к рассвету устали до смерти». Судя по сообщениям Лики, османы были хорошо подготовлены к обороне и дали нападавшим решительный отпор. Две армии яростно сражались от рассвета до заката. И пока измученные британские войска всю ночь поспешно окапывались, чтобы удержать захваченные позиции, османы тайно отступили в Эль-Кут. Капитан Лики уважительно заметил: «Турки ушли ночью и сделали это профессионально, оставив после себя абсолютно пустые траншеи».

Британцам потребовалось несколько дней, чтобы добраться от брошенной османами линии обороны в Эль-Синне до Эль-Кута. Несмотря на то, что они разрушили преграждавшие реку барьеры, те еще долго препятствовали судоходству, а низкий уровень воды еще больше затруднял навигацию. Раненых оказалось намного больше, чем рассчитывали при планировании операции, и их нужно было транспортировать вниз по реке в Эль-Амару и Басру, прежде чем войска могли продолжить наступление на Эль-Кут[363].

Однако турки избавили британцев от необходимости сражаться за город: 29 сентября авиаразведка сообщила, что османская армия покинула его и организованно отступила вверх по реке к Багдаду. С одной стороны, это была хорошая новость, поскольку британцы смогли без сопротивления занять Эль-Кут. Но, с другой, турки лишили Таунсенда столь желанной победы: они ускользнули из его рук, сохранив в целости почти весь свой личный состав и артиллерию. Каждая неудачная попытка британцев окружить и уничтожить армию противника в Месопотамии давала османам возможность перегруппироваться и заманить врага еще дальше в глубь страны, удлиняя его линии снабжения и сообщения. С каждой новой битвой, выигранной в Ираке, Индийские экспедиционные силы становились все более уязвимыми.

В то время как армия Таундсенда без боя взяла в октябре 1915 года Эль-Кут, в Лондоне начали понимать, что Дарданелльская кампания обречена на провал. Многие политики опасались негативных последствий поражения Британии на Галлиполи для ее репутации в мусульманском мире. Британский кабинет считал, что фиаско в Дарданеллах сыграет на руку джихадистской политике османов и немцев. Поэтому некоторые члены кабинета сочли, что оккупация Багдада позволит компенсировать репутационные риски, связанные с эвакуацией с Галлиполи.

Мнения военачальников в самой Месопотамии разделились. Генерал Никсон был убежден, что Багдад вполне можно взять имевшимися в его распоряжении силами, и, более того, сделать это необходимо, поскольку без захвата этого ключевого города британцы не смогут чувствовать себя в Месопотамии в безопасности. Генерал Таунсенд, приведший 6-ю дивизию к победе в Амаре и Эль-Куте, напротив, считал, что британцам необходимо как следует закрепиться на уже завоеванной ими обширной территории. Даже если его солдаты смогут взять Багдад, им потребуется значительное подкрепление, чтобы удержать город и обеспечить безопасность путей снабжения и сообщения, растянувшихся на сотни километров от Басры до Багдада по реке Тигр. По оценкам Таунсенда, для успеха операции экспедиционным силам требовалось не меньше двух свежих дивизий.

Дарданелльская комиссия, отвечавшая за руководство боевыми действиями на Ближнем Востоке, 21 октября обсудила ситуацию в Месопотамии. Лорд Керзон занял сторону Таунсенда, считая, что Британии необходимо закрепиться на уже завоеванных территориях от Басры до Эль-Кута. Однако влиятельная тройка министров, включавшая министра иностранных дел лорда Грея, первого лорда Адмиралтейства Артура Бальфура и Уинстона Черчилля (разжалованного после Галлиполийского фиаско в канцлеры герцогства Ланкастерского, однако сохранившего свое влияние в правительстве), поддержала Никсона и выступила за оккупацию Багдада. Лорд Китченер, будучи опытным военным, предложил промежуточный вариант — а именно: совершить рейд на Багдад, разгромить там османские войска, после чего отступить на более выгодные для обороны позиции. «Если мы оккупируем Багдад и уйдем с Галлиполи, — утверждал Китченер, — турки, чтобы вернуть его себе, смогут перебросить в Месопотамию 60 000–70 000 человек», и тогда Таунсенду потребуется несколько дивизий, чтобы противостоять такой армии. Однако влияние Китченера на кабинет министров после неоднократных неудач в Дарданеллах стало заметно слабее, поэтому его предложение не получило поддержки. Как заметил официальный историк ближневосточной кампании, политики рассматривали оккупацию Багдада как возможность «одержать такую блистательную победу, какой Британия еще не одерживала в этой войне, и обещаемые ею политические (и даже военные) выгоды было трудно переоценить»[364].