— Госпожа так горевала, так горевала в последние дни, — плача, отвечала на вопросы горничная, подтверждая версию Лейва, что это он бросил любовницу. — Я не знаю, почему, — быстрый опасливый взгляд на дверь, — но она часто плакала. А еще писала много писем, отправляла посыльных. А потом снова плакала.

— А ответы получала? — уточнил Вигбьорнсон.

— Нет, господин, посыльные возвращались без ответа.

— Капитан, — поправил он.

— Да, простите, капитан, — она сделала книксен. — И в тот день… ну, когда… — девушка всхлипнула, — ей тоже принесли записку. Тогда она обрадовалась, перестала плакать. Велела подать ее любимое платье, долго красилась и заплетала волосы. Много раз перечитывала то письмо.

— А вы видели письмо? — хмуро осведомился капитан Вигбьорнсон.

— Нет, что вы, капитан, как можно заглядывать в вещи хозяйки?! — возмутилась девушка так неестественно, что сразу стало понятно, что она врет. Впрочем, это ничего не меняло.

Наконец, я смог получить полный доступ к последним материалам, в том числе и прочесть ту записку, которую миссис Кьеллсон сжимала в руке в момент смерти. Это был небольшой листок линованной бумаги, аккуратно обрезанный ножницами с одной стороны, с написанным на нем стихом. Он был озаглавлен «К Каисе» по имени жертвы, а далее в поэтическом виде восхвалялись прелести женщины. В последнем же абзаце поэт описывал, как счастлив был бы видеть ее ночью «в аллее, где зеленеют вечные дубы» и «где я впервые был сражен любовью» — конкретное указание на место, да время было иносказательно указано «когда от времени дневного останется лишь пара из частей» — то есть в десять двенадцатых*. И текст этот был написан рукой Лейва, и магическая экспертиза подтвердила следы его ауры, да и стиль стихов знаком… только вот мой напарник, хоть и поэт, всегда был точен в своих метафорах, не добавлял ничего «для красного словца». Почему же тогда в этом стихе, которым он вызвал любовницу на встречу «зеленеют дубы»? Осень на дворе, листья давно пожелтели и опали.

А вот лист бумаги, на которой был написан текст, навел меня на кое-какие мысли. Формат был знакомый, да и бумага… желтоватая в тонкую голубую полоску. Нет, Лейв был совсем не таков. Я знал давно все уловки этого ловеласа, письма для своих любовниц он писал совсем в другой манере: не карандашом на желтой бумаге с помарками, а на чистом большом листе, каллиграфически вырисовывая каждый завиток перьевой ручкой. Не потому что ему так самому это нравилось, а потому что «женщина должна чувствовать твое внимание даже в мелочах».

Поэтому, вернувшись в наш кабинет, я в первую очередь обыскал стол Лейва. Конечно, его уже обыскивали до меня, но вряд ли кто-то знал, что искать. Однако, ни в знакомом ящике, ни в других заветной черной книжечки, в которую обычно Лейв записывал свои стихи, я не обнаружил. Аккуратно расспросил следователей из группы, но блокнот они не изымали как доказательство. А ведь это могло бы стать уликой против Лейва, если лист вырезан именно из этой книжки, но нет.

Это вновь навело меня на мысли, что в офисе полиции есть крот. Все слишком гладко складывалось, чтобы можно было организовать это извне. Нет, нужно было быть знакомым с Лейвом, знать о его любовнице и о стихоплетстве, выгадать момент и украсть блокнот… кто же был способен на это? И тот рядовой, который передал Лейву приказ о вызове на место преступления, кто он?

В следующий раз выбив встречу с напарником, я задал ему эти вопросы:

— Ты не вспомнил, кто передал тебе приказ?

Он грустно покачал головой:

— Да они все на одно лицо, я никогда не вглядывался! Да еще и в ту ночь так замучился…

— И все же постарайся вспомнить.

— Я все время об этом думаю, но…

— А твой блокнот, где он хранился?

— Блокнот? — он удивился.

— Да, тот, где ты записывал свои стихи — черная книжица. Обычно ты хранишь ее в ящике стола?

— А… нет, я ее выбросил.

— Что?!

— Я выбросил его, надоела эта любовная муть, — он поморщился. — Ты же знаешь, как это бывает: пишешь-пишешь, вдохновение переполняет, каждая строчка кажется нужной и точной, а потом как глянешь — ерунда совершеннейшая, бессмыслица, бездарность… — он махнул рукой.

Да, я знал. Не на своем примере, конечно, на его. Когда Лейв бывал влюблен, он и писал, и радовался как ребенок, и легко зачитывал свои стихи. Когда же разочаровывался в женщине, то и творчество летело в тартарары.

— Когда? — спросил я, холодея.

— Что?

— Когда ты выбросил блокнот?!

Лейв нахмурился, морща лоб, что-то посчитал на пальцах…

— Не помню точно… может… недели две назад?..

Я сглотнул. То есть весь этот план был продуман так давно?! Уже тогда убийца все просчитал, подобрал книжицу, выбрал стих, с помощью которого можно было заманить жертву… неужели это возможно?!

* 10/12 — это 8 вечера (20:00).

Глава 54. Драдрерика

Я очень винила себя в том, что не смогла помочь Эрику поймать убийцу. Все же из нас двоих именно я отвечала за понимание рунной магии, но не справилась. Я совершенно не могла предположить, что в этом мире окажется рунолог такого уровня.

Обычно рунологи — относительно слабые маги. Хотя так будет говорить неправильно. Их контроль над энергией выше, они способны выдавать более тонкий поток более длительное время, что не в силах делать боевики. И, конечно, они куда эффективнее управляют своим небольшим резервом, знают бесконечно-много сочетаний рун и незаменимы для создания многих амулетов.

Но у них есть и ограничения, этого не отменить. Однако, если маг одновременно и рунолог, и имеет большой резерв, это может позволить перейти на следующий уровень владения мастерством. И он может реализовывать такие фортели, как тот, с которым мы столкнулись в переулке: скрывать свои магические манипуляции от других магов, а также уметь активировать руноскрипты дистанционно. Эрик говорил, что видел какую-то тень в конце переулка с телом, но я была уверена, что этот маг не выдал бы себя таким образом, скорее всего, он притаился подальше от места преступления — пока мы бежали на крик, у него было время.

Как он при этом контролировал наше положение, чтобы активировать вовремя ловушку? Я думала об этом, лежа в кровати с переполненным резервом. Меня в этот раз знобило и крутило от боли в мышцах. Не знаю, то ли это расплата за то, что я слишком долго оттягивала очередной цикл лечения, то ли еще