Салазар коротко усмехнулся.

– Вблизи все выглядит больше, такова уж природа человеческого зрения.

Ива вскинула голову.

– Нет.

– Нет? В каком смысле? – Доктор, кажется, немного обиделся.

– Нет. Это место действительно больше внутри, чем снаружи. Оно как…

Ива замялась, подбирая подходящее сравнение. Она могла бы рассказать про Чердак в Доме у Матушки, но едва ли спутники ее поймут – они же не видели этого места, полного забытых вещей.

– Оно как воронка, – наконец сказала Ива. – Водоворот на реке, под которым прячется омут. Снаружи никогда не увидишь, насколько он глубокий.

– Хм… – Салазар приподнял очки. – Зловещий образ. Если мне не изменяет память, в древности люди полагали, что водовороты – это на самом деле пасти подводных чудищ и таким образом они засасывают добычу. Ну, все эти Харибды, Мальстремы и иже с ними.

– Часто так оно и есть, – серьезно сказала Ива.

Салазар поперхнулся:

– И что, здесь то же самое?

Ива не стала спешить с ответом. Некоторое время они ехали в гнетущем молчании, тишину нарушал только рев мотора да пробивавшиеся сквозь него крики птиц. У обочины валялся лопнувший полиэтиленовый мешок, из которого на дорогу вывалились куриные кости, картофельные очистки, хлебные корки и прочие объедки. В этой куче отбросов деловито копошились две огромные, размером чуть ли не с кошку, рыжие крысы. Таких жирных и наглых крыс Ива отродясь не видела. На проехавший совсем близко грузовик они злобно ощерились, но ни капельки не испугались. А затем одна из крыс, выхватив из мешка недоеденную куриную ножку, поскакала вверх по мусорному склону. Побежала докладывать или же у Ивы слишком разыгралось воображение?

– Да, – сказала она, провожая взглядом убегающего грызуна. – То же самое. И нет – совсем другое. Это чудовище не древнее. Древние чудища знают свое место в этом мире, они часть его. А это… Боюсь, оно даже не понимает, что оно такое, и хочет лишь одного.

– И чего же? – дернулся Салазар.

– Есть, – ответила Ива. – Есть и становиться больше.

– Звучит жутковато. – Джулия постучала пальцами по рулевому колесу. – Но ты знаешь, как его победить? Так ведь?

В голосе прозвучала надежда, но Ива покачала головой.

– Боюсь, что нет… – Она дотронулась до оперения стрел, торчавших из колчана, который она держала между ног. Хорошие, верные стрелы, утиные перья, острые наконечники из твердого камня… Ни один зверь в Большом Лесу не мог уйти от ее стрел. Но против Великана из Черного Замка такое оружие бессильно.

– Ха! – воскликнула Джулия. – Отличный план! В омут с головой, и будь что будет? Все как мне нравится!

– Но какой-то способ должен быть, – сказал Салазар. – Раз уж мы едем в троянском грузовике… Хм, это даже забавно.

– Что именно? – Джулия приподняла брови.

– Я хотел сказать, что у каждого есть ахиллесова пята. Никуда не деться от этой классической мифологии! Э… Прости. «Ахиллесова пята» – значит уязвимое место. Есть такой миф, про древнегреческого героя Ахиллеса, который…

Ива насупилась.

– Я читала про Троянскую войну, – сказала она. – В энциклопедии профессора Сикорского про нее написано целых четыре страницы. Я знаю, что значит «ахиллесова пята». И что такое «Троянский конь», я тоже знаю.

Джулия громко рассмеялась.

– Ну что, Хайме? Уделала тебя твоя дикарка? Эльфийская дева? Ну-ну… Молодец, девчонка, так держать!

Ива не поняла почему, но доктор Салазар густо покраснел и промямлил что-то совсем неразборчивое. Впрочем, она не стала ломать над этим голову, хватало и других забот. Слова доктора ее зацепили, он ведь прав. Не бывает так, чтобы чудовище нельзя было победить. Так устроены истории. Ахиллесова пята… Осталось только ее найти.

Это ты сделала?

Кати кричала до тех пор, пока в легких оставался воздух, пока крик не обратился в сдавленный хрип. А когда стих и он, Кати продолжила тихонько скулить от захлестнувшего ее ужаса и отвращения.

За свою жизнь Кати Макабреску успела повидать немало вещей, и удивительных, и жутких. Чего стоил один Хенрих Зеленые Зубы, Принц тысячи ракушек, или слепая старуха на ярмарке гоблинов в торговом центре. Но то, что открылось ей за отвалившейся кафельной плиткой, не вписывалось даже в эти рамки. У каждого человека есть граница, за которой страх обретает особенные черты, добираясь до самых темных и сокровенных уголков души.

Поначалу Кати даже не поняла, что именно она увидела. Нечто темно-красное, почти коричневое, влажное и скользкое на вид, с молочно-белыми прожилками, похожее на кусок свежей говяжьей печенки, но при этом неприятно ребристое. Потом Кати подумала о кишках, хотя никогда в жизни не видела, как выглядят кишки. Нечто, скрытое в стене, ритмично пульсировало, сжималось и разжималось. По кафелю потекла вязкая слизь, собираясь в лужицу на полу. И Кати откуда-то знала, что открыла лишь малую часть кошмара, не распахнула дверь, а заглянула в замочную скважину. На самом деле эта дрянь здесь повсюду – не только в стенах, но и под полом, и за навесным потолком, везде. И что бы это ни было, она, Катинка Макабреску, находится внутри этого. Ее проглотили заживо.

У Кати закружилась голова и подкосились ноги. Она чувствовала, что должна обо что-то опереться, но не могла себя заставить к чему-либо прикоснуться. Блестящий кафель, пластик, штукатурка и гипсокартон, даже фаянс раковины и унитазов – все казалось ненастоящим. Мороком, который растает, стоит ей протянуть руку, и под ними обнаружится пульсирующая плоть неведомой твари, которая засосет ее подобно болотной трясине. Нужно… бежать? Но куда бежать, если она уже внутри?

За дверью послышался топот, от сильного толчка она чуть не слетела с петель.

– Кто?! Что?! Кто кричал?! – проревел Герберт, врываясь в уборную. И тут он заметил Кати. – ЭТО ТЫ?!!

В одно мгновение его лицо приобрело густой свекольный оттенок, ноздри раздулись так, что Кати увидела, как дрожат волоски у него в носу, нижнюю челюсть он выдвинул далеко вперед, оттопырив губу, так что стал похож на взбешенную обезьяну.

– Какого черта ты здесь делаешь?! Это мужской туалет! – рявкнул он, будто идиотское соблюдение формальностей было важнее всего на свете.

– Я не… Я… – залепетала Кати и подняла руку, указывая на дыру в стене и на пульсирующий кусок влажной плоти.

Герберт повернулся, но ничего не переменилось в его лице. Неужели не увидел? Впрочем, Кати уже знала ответ. Разумеется, ничего он не видел, иначе стал бы он сюда ездить каждый день. Только не такой трус, как Герберт. Он бежал бы отсюда со всех ног и не вернулся бы даже