От Шанзи никаких известий не поступало. Он отходил на юго-запад под натиском наступавших частей великого герцога Мекленбургского, тщетно пытаясь сплотить свои деморализованные и измотанные силы для флангового удара по войскам Фридриха Карла. Бурбаки, в ходе сражения принявший командование 18-м корпусом, вел свои войска вверх по течению Луары к Жьену, а Круза, перебросивший 20-й корпус через лес с востока, убедился, что отрезан от Орлеана в результате наступления немцев, и чудом провел своих людей по частично разрушенному мосту в Жаржо. К концу дня немцы достигли реки по обе стороны от города. Поезда все еще ходили в западном направлении по железнодорожной линии на Тур, и в одном из этих поездов ехал Гамбетта, направлявшийся ранее к Орлеану, чтобы своими глазами оценить создавшуюся обстановку. Состав попал под обстрел немецкой батареи на конной тяге, и его в самый последний момент пришлось пустить в обратном направлении.

К 20 часам прусская 17-я дивизия продвинулась между французскими 15-м и 16-м корпусами северо-западнее Орлеана, и ее командующий, генерал фон Тресков, выслал официального парламентера с требованием сдачи города под страхом артиллерийского обстрела. Собственно, фон Тресков блефовал: основным силам немцев было приказано на ночь остановиться, и в его распоряжении оставался только авангард – причем без тяжелых орудий. Но Пальер был рад принять выдвинутые немцами условия сдачи Орлеана, ибо рассчитывал, что это единственная возможность отвести свои силы на почтительное расстояние. Масса отступивших солдат с пьяным безразличием взирала на вступавших в город немцев, и вскоре после полуночи 4–5 декабря Орлеан был уже во второй раз в руках пруссаков. Армия д’Ореля де Паладина рассеивалась в восточном, западном и южном направлениях, потеряв 18 000 человек взятыми в плен, 2000 человек ранеными и убитыми (немцы потеряли убитыми и ранеными около двух тысяч. – Ред.). В тот же день армия Дюкро оставила поле боя у Шампиньи и будто полудреме направилась обратно в Париж.

С 19 сентября официальное правительство Франции находилось в парижском заточении. Поэтому ход войны для его членов заключался в принятии мер обеспечения обороны столицы и стабилизации обстановки в ней. Этим, и только этим они занимались со дня вступления в должность. Оборона города, по словам Трошю, должна стать «нашей первоочередной задачей. Никто тогда не понимал, – признавал он, – на что способны провинции». В воззвании от 6 сентября, опубликованном в Journal Officiel, он утверждал, что «власти должны находиться там, где идут бои… Именно на Париж наступает сейчас армия вторжения, именно на Париже сосредоточены надежды страны». Это воззвание и определило курс правительства до самого окончания войны.

В утверждении о том, что Париж являлся главной целью, объектом, овладение которым должно было решить исход войны, есть своя логика. Стратегия – не вопрос геометрии, но политики, а политика, в свою очередь, – вопрос традиций и общественного мнения. Французские монархи так преуспели с централизацией власти в столице, что даже в XX веке ни одно правительство, лишенное инструментария управления и престижа, не было в состоянии удержать под контролем лояльность страны. С захватом Парижа немцами сопротивление им выразилось бы в спорадических акциях партизанских групп, не более того, и поддержка такого сопротивления в обществе непрерывно снижалась бы. Аргументы в пользу обороны Парижа исходили от подавляющего большинства, но вот доводы в пользу того, что правительство должно оставаться в столице и попытаться организовать национальную оборону из осажденного города, вообще не имели смысла. Ошибочно, однако, утверждать о «решении» правительства остаться в Париже: лишь горстка его членов рассматривала иные варианты, и когда в последний момент делегацию направили в провинции, то целью этой акции было скорее избавить ее пожилых членов от связанных с осадой тягот. Если судить задним числом, подобная позиция может показаться просто смехотворной, но следует принять во внимание не только самомнение, присущее даже нынешним политикам в Париже, но то, что этот «процветающий город» (ville lumiere), центр цивилизации и еще совсем недавно, в 1867 году, место проведения Всемирной выставки, во второй половине XIX века мог быть заключен в кольцо блокады, обстрелян и атакован подобно крепостям времен войн Людовика XIV. Здесь имелись фортификационные сооружения, велась подготовка к осаде, не было сомнений и в том, что у немцев хватит солдат для блокирования города, вот только сомнительно, чтобы по железным дорогам возможно было осуществлять бесперебойный войсковой подвоз для осаждавших. Но даже будь такая возможность, осада тем не менее представлялась просто немыслимой, как применение ядерного оружия в наши дни.

Осада Парижа

Подготовка к обороне города, в той или иной форме, продолжалась уже 50 лет. Наполеон 1 горько сожалел, что Париж не был укреплен, именно этому он и приписывал в значительной степени неудачи своих последних кампаний. «Если бы Париж ив 1814 году, ив 1815 году оставался крепостью, способной устоять перед натиском врага какие-то 8 дней, разве это не повлияло бы на ход событий в мире?» – вопрошал он. Были и другие, кто сумел извлечь из этого необходимые уроки, но ничто не предпринималось вплоть до 1840-х годов, когда ближневосточный кризис развязал войну в Европе впервые с 1815 года, позволил Тьеру, восторженному фанатику стратегии, оснастить Париж гигантским количеством фортификационных сооружений, что обошлось казне в 140 миллионов франков. Тогда город был окружен стеной высотой в 10 метров, снабженной 94 бастионами и вдобавок рвом в 3 метра шириной. Лишить противника возможности даже приблизиться к городу, что было обусловлено увеличением дальности артиллерийского огня, стало задачей еще 15 отдельных фортов. Западная часть города, где тройной изгиб Сены служит надежной защитой от вражеских атак, контролировалась с господствующей высоты Мон-Валерьен. Северная часть была защищена превращенной в бастион деревней Сен-Дени, связанной с Парижем двумя фортами поменьше, фортом Восточный и фортом Обервилье. На востоке группа фортов разместилась на высотах правого берега Марны – Роменвиль, Нуази, Рони и Ножан, а между Марной и Сеной расположился форт Шарантон. К югу от Сены находились еще 5 фортов – Иври, Бисетр, Монруж, Ванв и Исси, – в их задачу входило не допустить неприятеля к городской стене. Все верно – они свою задачу выполняли, но высоты Шатильона мешали обзору в южном направлении, имелось лишь одно полевое фортификационное сооружение – редут Шатильон. Периметр укреплений составлял более 60 километров, и для окружения столицы Франции противнику пришлось бы сосредоточить войска на позициях периметром приблизительно 80 километров – задача, практически неосуществимая даже в 1870 году, выполнить которую, вероятно, все же было под силу одной только громадной армии Мольтке.

Есть все основания предполагать, что подготовка к обороне Парижа отнюдь не являлась приоритетной задачей на момент внезапного начала войны, которую рассчитывали вести – и такое мнение превалировало как в народе, так и в правительстве – вообще не на территории Франции, а исключительно в Германии, однако известия о Шпихерне и Фрёшвийере потрясли правительство, вынудив его сменить приоритеты. Был срочно учрежден комитет из гражданских чиновников и военных, который обязали заняться связанными с укреплениями вопросами и президентом которого стал ветеран (родился в 1790 году) и единственный оставшийся в живых член первой комиссии 1840 года (и военный министр в 1854–1859 годах) маршал Вайян (Вальян). Получив кредит в размере 12 миллионов франков, он приступил к работе. Были сооружены дополнительные редуты, проложены дороги, вокруг города были созданы обширные преграды. В целях устранения помех для ведения огня кое-где были вырублены леса, снесены здания. Декоративные леса в Венсене, Мёдоне, Сен-Клу и Булони уберегла от вырубки лишь их величина. Все предполагаемые подъездные пути были заминированы – на них устанавливались мины с дистанционными электродетонаторами. Все карьеры и вырытые котлованы за пределами стены были нанесены на карты и в случае необходимости засыпаны. Въезды в город по железным и обычным дорогам перекрыты, а через Сену протянулись баррикады. С помощью военно-морского флота было собрано свыше 3000 единиц артиллерии, из которых приблизительно половину распределили по фортам, еще 800 установили в пределах стены, а оставшиеся вместе с конной тягой приберегли в резерве. Все арсеналы и пригодные мастерские города были переведены на производство артиллерийских снарядов. Мелкие заводы перепрофилировали для изготовления дульнозарядных винтовок, митральез, а также винтовок Шаспо[44]. Наконец, малочисленная, но боеспособная флотилия, первоначально предназначенная для операций на Рейне, была сосредоточена на Сене для обеспечения мобильной огневой мощи. К середине сентября город стал одной из наиболее сильно вооруженных крепостей, когда-либо существовавших в Европе.