Следующую акцию Усольцев назначил на двенадцатое июня, на ельцинский день независимости. В принципе, такая дата была прямым вызовом коммунистам, да и всей той части политического спектра, для которой ельцинизм был неприемлем в любой форме, открытой демонстрацией того, кто же всё-таки хозяин на «общегражданских» протестах. Однако Усольцев настоял. Несмотря на то, что после событий шестого мая прошло меньше месяца, согласование в мэрии было получено без проволочек.

От этого шествия сам Алексей ожидал многого – ведь оппозиция, по его мнению, только что показала друзьям и врагам, что способна на большее, нежели хождения по предписанному маршруту и митинги в огороженном загоне. События должны были идти по нарастающей – или же на спад.

Однако народу пришло меньше в несколько раз – едва ли десяток тысяч. И ничего не случилось – Усольцев попытался проскандировать «Мы отсюда не уйдём», но его не поддержали.

Волна спадала, это было видно невооружённым глазом, людьми овладевала усталость, они разъезжались на дачи и в отпуска.

События шли на спад, и приближалось время флешки.

Впрочем, с флешкой куратор решил выждать ещё одну акцию белоленточников, назначенную на середину сентября. Для гарантии.

…Бориса Даниленкова арестовали в последних числах июня, уныло и буднично. Домой к нему пришли с обыском, как это обычно водится, в седьмом часу утра, подняли с постели его, Нелю и пожилых родителей, перевернули квартиру, ничего существенного не нашли, кроме нескольких книг и старых газет, и увезли Бориса на допрос в Следственный комитет, с которого он уже не вернулся.

Год 2012. Октябрь

«– Мы не до конца добили совок, и вот он вновь поднимает голову. Совок слишком живуч, не будучи уничтожен до конца. Я надеюсь, Вас, как русского человека и левого политика, не оскорбляют подобные формулировки?

– Нисколько, я в первую очередь практик и руководствуюсь тем, что может принести реальную пользу, а не иллюзиями.

– Я это сразу заметил и поэтому решил работать с Вами, Алексей. Однако, не будем отвлекаться от главного. Мы говорили о выборах. Но выборы – это только прелюдия к тому, что наступит после. Собственно, наше время наступит на следующий день после выборов.

– Вы имеете в виду украинский опыт?

– Да, но не только. Я имею в виду применение технологий, которые в своё время разрабатывались нами. Я помню, что Вы представляете левое крыло спектра, однако как бы Вы отнеслись к контактам с… скажем так, с крайними националистами?

– К рабочим контактам – спокойно, однако здесь Вам придётся иметь в виду, что как раз массовка это может неправильно понять.

– Это мы учтём, я не первый год работаю в России и понимаю, что такая особенность у местной массовки есть. Она, вероятно, уходит корнями в совковую пропаганду времён Второй мировой войны. Впрочем, это не так важно, откуда она взялась, но сам фактор мы, безусловно, будем учитывать. В событиях, которые начнутся на следующий день после выборов, могут принять участие самые разные люди… Демократические силы всем хороши, но за ними нет ни массы, ни ярких молодых лидеров.

– Почему же? Лидеры есть…

– Старые лидеры одряхлели и неспособны на решительные действия, а нам нужны новые фигуры – я не скрою, одной из них я вижу Вас, Алексей. И нам нужна масса, а масса пойдёт за националами. За скинхедами, фанатами, с одной стороны. А с другой… не удивляйтесь, с другой стороны – за националами малых народов. За чеченцами, исламистами, ну и так далее…

– Ну это как-то слишком. Вы серьёзно считаете, что столь разные силы смогут действовать однонаправлено?

– Ещё как смогут. Главное – всё грамотно и технично организовать. Собственно, ноу-хау и состоит в том, чтобы привлечь группировки, которые в другое время друг друга убивать готовы. А дальше возможны различные сценарии. Совсем о конкретике пока говорить рано, пока мы можем выделить временную точку – непосредственно после выборов…»

Качество записи было, может быть, не идеальным, но позволяло различать слова. Для уверенности в нижней части экрана бегущей строкой ползли титры, расшифровывая реплики Усольцева и реплики «неизвестного мужчины»…

Алексей в бешенстве метался по комнате перед работающим телевизором, хрустя костяшками пальцев.

– Где они это взяли? Где?? Твари!!!

Леся сидела на краю дивана, обхватив руками колено, но муж как будто не видел её.

– Мы продолжим после рекламы, – улыбнулся телекомментатор, – а пока, подводя итог первой части нашей передачи, скажем, что наша компания готова предоставить компетентным органам весь необходимый материал и надеется, что они дадут соответствующую оценку деятельности гражданина Усольцева. На наш непрофессиональный журналистский взгляд, здесь присутствуют признаки государственной измены, но юридически значимые решения, конечно, должны принимать профессионалы. А мы продолжим после рекламы.

С мобильным телефоном в руке Алексей выбежал на кухню и закрыл за собой дверь, оставив Лесю в задумчивости.

Ещё пару месяцев назад, когда только начались аресты участников шествия шестого мая, и в течение трёх недель за решёткой оказалось несколько десятков человек, Павел Дмитриевич убеждал её, что ни ей, ни мужу ничто не угрожает. И она поверила.

«Неужели обманул?» – досадовала Леся, кусая губы.

За плотно закрытой кухонной дверью Алексей набирал то мобильный Павла Дмитриевича, то Марка Калныньша. Корпус айфона, казалось, жёг пальцы, но по обоим номерам шли длинные гудки, никто не брал трубку. Тогда он набрал куратору на служебный номер, что не запрещалось, но и не приветствовалось. Снявший трубку сотрудник ответил, что Павла Дмитриевича на месте нет.

Усольцев бессильно положил телефон на стол.

Его роль выполнена? Мавр сделал своё дело? Он больше не нужен, и от него решили избавиться?

Было около восьми-девяти часов вечера. Он подошёл к окну. В домах зажигались огоньки, жители района занимались своими вечерними делами.

Страх, безумный страх ареста начал овладевать Алексеем.

Он ходил взад-вперёд по кухне, иногда останавливаясь перед окном и поглядывая на улицу из-за занавески. Леся