– Да. – Гарун повернулся к гонцу. – Возвращайся в свой отряд. Скажи своему командиру – пусть выяснит намерения Насефа. И сообщит мне в лагерь в Кенделе.

– Кенделе? – переспросил эль-Сенусси. – Мы идем так далеко на север?

– Я попросил о встрече итаскийского генерала. Лагерь в Кенделе у него на пути. Кто-нибудь – поменяйтесь с этим парнем лошадьми. Его лошадь не переживет обратной дороги.

– Спасибо, господин, – сказал гонец. – Вы о ней позаботитесь? Хорошая животина.

– Конечно.

– Не опасно ли это? – спросил Белул, едва гонец ускакал. – Как скоро хариши пронюхают, где ты?

– Думаешь, они заберутся столь далеко от дома?

– Хоть на край света, повелитель, если этого пожелает Эль-Мюрид.

– Да, пожалуй. Так что прикрывай хорошенько мою спину.

Они с трудом пересекли Скарлотти под покровом ночи. Мокрые и усталые, утром они присоединились к своим воинам. Гаруна не особо впечатлило свое войско – по сравнению с тем, которым командовал отец, оно выглядело толпой оборванцев. У этих людей имелось лишь одно выдающееся качество: они сумели остаться в живых.

– Можешь с ними что-нибудь сделать? – спросил он Белула.

– Само собой. Дома большинство из них были солдатами. И они остаются солдатами. Просто выглядят не очень.

– Они похожи на бандитов.

– Попробую привести их в надлежащий вид, – пожал плечами Белул.

Гарун позволил всем день отдохнуть, а затем повел потрепанное войско на север. Солдаты недовольно ворчали – многим пришлось проделать долгий путь на юг, к месту сбора. Самые большие лагеря беженцев стояли на окраинах городов, внешне защищенных от притязаний Бича Господнего.

Потребовалась неделя изматывающей езды верхом, чтобы добраться до лагеря Кендель. Их дважды путали с людьми Насефа, и они едва избежали сражений с союзниками. Насеф успел основательно запугать народы, жившие между Скарлотти и Портуной.

В лагере Гарун обнаружил, что итаскийский герцог не отозвался на его просьбу о встрече. Однако объединенные северные войска были уже на марше, постепенно двигаясь на юг, а главная их часть находилась всего в сорока милях от лагеря.

– Похоже, он не особо рвется встречаться с Насефом, – заметил Белул. – Даже самая крупная и тяжеловооруженная армия способна двигаться намного быстрее.

– Я чую запах прогнившей политики, Белул. Воняет, словно старый труп.

– Придется устроить им представление. Жаль, что мы проделали такой путь впустую.

– Так и сделаем. Завтра я отправляюсь к нему.

– Повелитель?

– Давай осмотрим лагерь, Белул. Люди должны знать, что нам не все равно.

Он уже успел увидеть больше, чем хотелось бы. Люди здесь жили в самых примитивных условиях, какие только можно было представить. Их жилища строились из груд палок, которые не пропускали лучи солнца, но не более того.

– Зимой здесь будет лагерь смерти, Белул. Это не Хаммад-аль-Накир – зимы бывают морозными. Люди замерзнут. Что с Гамилем Мегидом, который тут вроде как за главного?

– Он исчез, едва мы появились.

– Вот как?

– Да.

– Не спускай с него глаз.

– Можешь не сомневаться. Погоди… кажется, это он. С чужеземцем.

Мегид, нервный коротышка из Западного Хаммад-аль-Накира, был старым знакомым эль-Сенусси. Он постоянно размахивал руками, когда говорил, а левая щека все время дергалась. Присутствие короля повергло его в благоговейный трепет.

– Ваше королевское величество, – пробулькал он, – позволь представить графа Дикса Ронштадта, нашего соседа и благодетеля. Граф, это его пресветлое королевское величество…

– Хватит, Мегид. Ронштадт? Где-то я уже слышал это имя.

Граф был широкоплеч и мускулист, а его голову украшала впечатляющая грива седых волос. Гаруну казалось, будто взгляд темных глаз графа пронизывает насквозь мягкие белые закоулки его души. На бледных губах графа мелькнула мимолетная теплая улыбка, свидетельствовавшая, что ее обладателю нравится наблюдать за представителями человеческой породы.

– Возможно, парень. У нас был общий друг. Мегелин Радетик.

– Ну конечно! Его сосед по комнате в Ребсамене… Это ведь ты постоянно доставлял ему неприятности?

– И сам же его из них вытаскивал. Наивный мальчишка… Но умный. Просто гений. Он мог все. Без него я бы не выжил. Иногда мы обменивались письмами. Я был раздавлен, когда узнал, что с ним случилось.

– Мир обеднел без него, как и я сам. Я бы сделал его своим визирем, своим маршалом.

– Мегелин-воин – это нечто новое. Но если уж он за что-то брался, то всегда доводил до конца. Идем со мной. Гамиль хочет похвастаться нашим новым лагерем.

– У моего отца Мегелин исполнял обе эти должности, пусть они так и не назывались. Каким новым лагерем?

– Гамиль был уверен, что увиденное повергнет тебя в ужас, и испугался, что ты его прогонишь. Он примчался ко мне и спросил, нельзя ли показать тебе, чем мы занимаемся.

– Ладно, покажи. Он прав – мне тут даже противно находиться.

– Тогда следуй за мной. Мы строим лагерь в долине по другую сторону горного хребта. Там больше воды, земля ровнее и есть хорошая глина для построек.

Гарун пошел с ним. Белул, эль-Сенусси и остальные толпились рядом, положив руки на оружие.

– А ты как во всем этом участвуешь? – спросил Гарун Ронштадта.

– Это моя страна, мои владения. Она примитивна и малонаселенна. Так что я сочетаю услугу старому другу с пользой для себя. Мегелин написал мне несколько лет назад и предложил идею, которая мне понравилась.

Граф Ронштадт привел их на рукотворную поляну посреди обширной, густо поросшей лесом долины, на берегах небольшой медленной речушки. На поляне стояли десятки сооружений на разных стадиях постройки.

– В этом году наша главная задача – подготовиться к зиме. Ваш народ живет в основном охотой, но к следующей весне они должны бы заняться земледелием.

Гарун взглянул на несколько недостроенных домов из кирпичей из обожженной на солнце глины. Многочисленные бревна беженцы не использовали, их они распиливали на части и скатывали в реку.

– Мне нравится, друг моего друга, – сказал Гарун. – Вижу, тебе помогает твой собственный народ. Это в самом деле немало.

– Они только учатся. Скоро они вернутся к своей основной работе.

– Сколько людей можно здесь разместить?

Беженцы нигде не пользовались особой популярностью, но миграция из пустыни еще не достигла пика.

– Сколько здесь сейчас, Гамиль? – спросил Ронштадт.

– Почти пять тысяч, граф. Но по официальной переписи – около восьми.