Он много молился. Каждую ночь он просил Всевышнего направить порочность Сиди в полезное русло, как он поступил с Насефом. И еще он просил прощения за молчаливый гнев, не покидавший его со дня безвременной кончины Мерьем. Место Мерьем заняла Ясмид, которой всегда можно было довериться и поплакаться на плече. Эль-Мюрид был силен в своей вере, но так и не смог избавиться от сидевшего в нем одинокого перепуганного мальчишки. И этому мальчишке был кто-то нужен.

– Папа, тебе нужно найти другую жену.

Они поднимались по склону котловины, в которой стоял Аль-Ремиш. Дважды в неделю Ученик совершал хадж к месту упокоения Мерьем – этот обычай стал частью его легенды.

– Твоя мать была единственной моей любовью. – Ему уже высказывали подобное Насеф и Моваффак Хали.

– Тебе незачем любить ее так, как ты любил маму. Все знают о твоих чувствах к ней.

– Ты говорила с Насефом?

– Нет. Он тоже думает, что тебе следует жениться?

– Тогда с Хали?

– Нет.

– Значит, с кем-то еще. Милая, я знаю, что ты хочешь сказать. Я все это уже слышал. Якобы мне следует жениться на женщине из знати, чтобы укрепить отношения с аристократией. И завоевать их доверие, чтобы наши лучшие люди перестали бежать к мальчишке-королю, Гаруну.

– Так и есть. Это только поможет.

– Возможно. Но я не намерен идти на компромисс с врагами Всевышнего. Я не имею дела с про́клятыми, кроме как для того, чтобы наказать их за порочность.

– Папа, рано или поздно с этим возникнут проблемы. Тебе придется уступить.

– Проблемы начались с того дня, когда я встретил твою мать. А сегодня я сижу на Павлиньем троне и никому не намерен его отдавать. Ты опять говоришь как твой дядя, заводишь речь о политике. А политика вызывает у меня лишь отвращение.

Ясмид вовсе не повторяла чужие слова, но не стала ему об этом говорить. В последнее время он постоянно возражал, а чье-то несогласие могло привести его в ярость.

– Политика – это то, с помощью чего люди реализуют свои планы.

– С ее помощью они добиваются превосходства друг над другом, строят заговоры и интриги.

Средоточием и источником всей власти являлся Всевышний, а Эль-Мюрид был его наместником на Земле. Он не видел нужды ни в какой политике, кроме монолита, на вершине которого стоял он сам, отдавая приказы избранным, которые те должны были беспрекословно исполнять.

Но так виделось лишь ему одному. Порочная новая политика овладела его движением, едва лишь оно достигло первоначальной цели. Его командиры сражались, словно изголодавшиеся псы, за те крошки власти, что просыпались сквозь его пальцы. Они готовы были вцепиться друг другу в глотку ради тех благ, что приносил новый порядок. Не бывало дня, чтобы ему не приходилось разрешать очередной спор насчет чьей-то ответственности или старшинства.

– Их куда больше интересуют они сами, чем наше движение. Даже старые правоверные попадают в эту ловушку. – Он помолчал, приводя мысли в порядок. – Возможно, наш успех стал слишком внезапным – по прошествии двенадцати лет победа сама прыгнула нам в руки. Теперь все идет настолько хорошо, что им нет нужды становиться плечом к плечу против всего мира.

Ему внушала ужас мысль, что интриги и махинации могут стать обычным делом, как это случилось с роялистами. В последние годы их правления они постоянно обвиняли друг друга и предавались личным порокам.

Он чувствовал себя бессильным. Семена зла распространялись все дальше, и он никак не мог этому помешать. Никакие молитвы не могли спасти того, кто не желал быть спасенным.

Эль-Мюрид повзрослел. Он замечал слабые места в своем движении, потенциал для зла, стоявшего вдоль каждого дюйма пути добродетели. Он начал понимать, что падение истинно верующего может стать быстрым и тяжким и, что еще хуже, оставаться незамеченным, пока не будет слишком поздно.

Знание это нисколько не облегчало той депрессии, в которую вгоняло его одиночество. Когда он не мог больше выдержать, всегда обращался к Эсмату.

Они дошли до места погребения Мерьем.

– Они вообще когда-нибудь закончат? – спросил Сиди, показывая на монумент, который приказал возвести Эль-Мюрид.

Памятник завершили лишь на четверть, и неиспользованный камень лежал бесформенными грудами.

– Даже наши каменщики хотели увидеть старые провинции империи. Мог ли я заставить их остаться, когда им хотелось нести истину неверным?

– Их не волнует истина, папа. Они просто решили, что грабить чужеземцев проще, чем работать.

Эль-Мюрид кивнул. Среди воинства света полно было тех, чьи умения больше пригодились бы дома. На мгновение его опутал холодными щупальцами черный страх. Хаммад-аль-Накир не мог похвастаться многими искусными ремесленниками. Военная катастрофа могла уничтожить их как класс, вновь столкнув народ в пропасть варварства. Прошедшие столетия не слишком изменили этих людей – они до сих пор предпочитали грабить, а не строить.

Он сменил тему:

– Куда больше, чем передышка в раздорах, мне нужна вода. Миллионы галлонов воды.

– Что? – Ясмид уже собиралась предложить, чтобы он велел Насефу прислать пленных ремесленников вместо ушедших воевать местных.

– Вода. Это самое большое сокровище, которое мы потеряли, когда пала империя. Не знаю как… Возможно, лишь Вартлоккур смог бы вернуть дожди… – Сиди слегка заинтересовался, и он продолжил: – В некоторых местах почва достаточно плодородна, но нет воды. И из-за этого растительности столь мало, что выпавшие дожди тут же испаряются… Во времена империи большую часть деревьев вырубали на строевой лес и дрова. Потом пришли варвары. Где-то они запахали в землю соль, где-то ее оголили скот и овцы. А потом чародей Вартлоккур прекратил дожди…

Ясмид смотрела на него, весело улыбаясь:

– Где ты все это узнал, папа? Тайком ходил в школу?

– Нет, читал кое-какие труды того чужеземца, Радетика. Я нашел их, когда мы захватили Аль-Ремиш. Любопытно – Юсиф разделял многие мои цели.

– Разве ты не говорил всегда, что приспешники зла иногда, сами того не зная, делают работу Всевышнего?

– Так и есть. Но ни слова об этом. Я намерен взять на вооружение идеи чужеземца, как только возродится империя, и у нас будут люди, чтобы этим заняться. Радетик считал, что прежнее процветание можно восстановить, хотя потребуется три или четыре поколения, чтобы повернуть реку жизни в иное русло. Его это повергало в отчаяние, но мне нравится. Я намерен дать избранным далекие цели. Иначе Царство Мира вновь погрязнет в прежних раздорах.

– Ты никогда об этом раньше не говорил.

Эль-Мюрид прислонился к подножию монумента, глядя на долину и пытаясь представить, как та выглядела в давние времена. Когда-то здесь было неглубокое озеро, а Святейшие храмы Мразкима стояли на рукотворном острове и пышные заросли цитрусов покрывали склоны, окружавшие озеро.