Удовольствие, за которым я буду гоняться всю оставшуюся жизнь.

Может быть, дело было в чувственной перегрузке от секса, а может быть, яд просто подействовал особенно быстро. Потому что я учуял внезапный всплеск возбуждения Орайи, доходящий до невыносимого предела. Она застонала, и я почувствовал вкус этого звука со следующим глотком, с каждым движением моего языка по ее коже.

Теперь ее темп стал быстрее, жестче. Я впился в нее ногтями, используя все оставшиеся силы, чтобы помочь ей справиться с каждым толчком.

— Не останавливайся, — умоляла она, слова вырывались из рваного дыхания. И слава гребаной Богине, что она это сказала, потому что я не мог — у меня уже не было сил на это.

Этого было слишком много. Все достигло самого пика. Давление нарастало у основания моего позвоночника. Я чувствовал, как она тоже приближается, как сжимаются ее мышцы, как бешено нарастают ее движения, как ногти глубоко впиваются в мою спину и плечи.

Мне нужно было почувствовать, как она кончает, даже больше, чем мне самому.

Я хотел отдать ей все.

Я оторвался от ее горла, вкус ее крови все еще оставался густым на моем языке. На один бесконечный миг ее глаза встретились с моими, и между нами промелькнуло столько откровенности, мы оба были обнажены, имея лишь плоть, желания и первобытные порывы.

— Твоя, — выдавил я из себя. — Она твоя.

Моя кровь. Мое тело. Моя душа.

Я отдал ей все это давным-давно. Я даже отдал ей свою жизнь.

И я бы повторил все это снова.

Я побуждал ее опустить голову, пока наши тела извивались друг вокруг друга, торопясь довести дело до конца. Она охотно согласилась, ее рот снова припал к моему горлу, втягивая в себя глубокий глоток моей крови.

Я почувствовал, как она сглотнула, а затем, мгновение спустя, почувствовал, как ее настигла кульминация. Отчаянный крик, который она даже не пыталась заглушить, раздался у меня под кожей — протяжный, хныкающий, в котором звучали обрывки вырванных проклятий и мольбы.

— Райн, — задыхаясь, произнесла она, словно мчалась в небытие и отчаянно нуждалась в том, чтобы ее кто-то поддержал.

Я знал это, потому что чувствовал тоже самое.

Я знаю, — хотел сказать я. Но мой собственный оргазм украл слова, мой член глубоко вошел в нее, мышцы свело судорогой. Она тряслась, хныкала, ее тело напрягалось от волны за волной последующего удовольствия.

Я обнял ее и заполнил собой, уткнувшись лицом в пространство между ее горлом и плечом, когда мы оба отдались друг другу.

На несколько невероятных секунд все исчезло в туманной, мягкой дымке ее тела.

Когда мир вернулся, все было как-то… по-другому.

До этого у меня было много секса. Плохого, хорошего, во многом непродуманного. Но это не было похоже на секс. Это было похоже на религиозный ритуал, на обретение веры.

Орайя рухнула на меня. На меня нахлынула внезапная волна усталости, а вместе с ней и свежее осознание боли в ранах, которые я сильно растянул во время всего этого процесса. Не то чтобы я мог заставить себя сильно расстраиваться по этому поводу.

Ее дыхание было глубоким и тяжелым. Моя рука опустилась на ее спину, мягко поглаживая.

Наконец, она приподнялась. Она лизнула мое горло, очищая его от остатков крови. Я откинул ее голову назад и сделал то же самое, наслаждаясь ее последним вкусом. Движение ее бедер напомнило мне, что я все еще нахожусь в ней. Еще один поцелуй, еще одна минута, и я мог бы снова овладеть ею.

Но усталость от крови и секса навалилась на меня, и я видел, что Орайя тоже борется с ней.

Я упал обратно на кровать, повернулся на бок и, выскользнув из нее, осторожно опустил ее на одеяло.

Она свернулась калачиком на боку, я обхватил ее, и наши тела легко прижались друг к другу.

Я уже чувствовал, как замедляется ее сердцебиение, как успокаивается ее дыхание.

Мои ресницы тоже затрепетали.

Я целовал ее плечо, щеку, зарылся в ее волосах. Ее запах окружал меня. Орайя всегда пахла так чертовски живо — не благовониями или увядшими цветами, как многие вампиры, а запахом весны.

Я почувствовал непреодолимое желание сказать ей что-нибудь, хотя и не был уверен, что именно. Но рука Орайи легла на мою, и это прикосновение, казалось, значило больше, чем все слова вместе взятые.

Может, это и к лучшему, потому что сон одолел меня так быстро, что они все равно ускользнули сквозь пальцы, как песок.

Глава

46

Орайя

Я проснулась от нежных поцелуев в щеку, ухо и шею.

В последние месяцы пробуждение всегда было похоже на битву, как будто меня пинками и криками тащили обратно в страну живых.

Это была не битва. Это был нежный призыв, ласковый и приятный.

Впервые за долгое время я почувствовала себя в безопасности.

В безопасности, впервые с тех пор, как…

С тех пор как… в последний раз я просыпалась вот так. В объятиях Райна.

Прошло несколько секунд, прежде чем ко мне вернулось сознание. Я была голая, в постели, в объятиях Райна. Мне было больно от битвы, которую я вела, чтобы спасти его жизнь, а потом от нашего секса, когда я отказалась его бросить.

Его поцелуи дошли до моего горла, и я почувствовала боль, когда они касались ранок, из которых я позволяла ему пить.

Матерь, я до сих пор ощущаю привкус его крови на своем языке.

Каждый фрагмент воспоминаний казался более диким, чем предыдущий. Месяц назад — да что там, несколько недель назад — я была бы в ужасе от самой себя.

Вместо этого я почувствовала… странное умиротворение.

Я открыла глаза и перевернулась на спину. Райн, приподнявшись на локте, наблюдал за мной. На его губах застыла знакомая ухмылка.

— Добрый вечер, принцесса.

Забавно, как интимно прозвучали эти два слова. Может быть, дело было в том, как его голос звучал, такой соблазнительный, теплый и немного застенчивый.

— Привет. — Прошептала я.

Что еще я могла сказать?

Его ухмылка смягчилась.

— Привет, — прошептал он в ответ.

Мой взгляд прошелся по его обнаженному телу, вбирая в себя мускулы и шрамы на коже, на мгновение задержался на его частично затвердевшем члене, а затем вернулся к ранам на животе и боках. Я сомневалась в своем здравом уме, рассматривая их. Они казались намного лучше, чем вчера, когда Райн едва мог двигаться.

Проследив за моим взглядом, он сказал:

— Кровь помогла. Очень. — Он провел губами по моему лбу. — Спасибо.