максимум удовольствия из моего тела — его рот стал твердым и неумолимым, действия жесткими и определенными, двигаясь от моего входа, к клитору и обратно, целуя и посасывая. Мои бедра прижимались к нему, подражая его движениям — я ничего не могла с собой поделать, не могла больше контролировать свои мышцы.

— Хорошо, — прошептал он. — Вот так. Позволь мне помочь тебе.

Да, подумала я. Да, да, да.

И только когда он зарычал от удовольствия, я поняла, что произношу это вслух, снова и снова, давая ему ответ, которого он так ждал. Давала ему все, что он хотел, а он давал мне все, что мне было нужно. Мои руки нашли его голову, запутались в красно-черных волнах, я не знала, притягиваю ли я его ближе или отталкиваю.

Ближе, решила я, когда его язык как следует работал над моим клитором, когда его пальцы скользнули внутрь меня, когда его проклятие удовольствия пронеслось по моему позвоночнику, как молния.

Я любила его голос. Я даже не могла отрицать, как сильно я любила его голос.

Это была моя последняя мысль, перед тем как волна наслаждения поглотила меня, стирая все мысли.

Когда оргазм угас, я тяжело дышала. Слабый пот покрывал мою кожу. Мышцы ослабли и дрожали. И все же, когда я открыла глаза и увидела обнаженного Райна, забравшегося обратно на кровать, желание уже снова начало разгораться во мне.

Он был чертовски красив: свет фонаря играл на голых поверхностях его тела, отмеченного временем, ранами, шрамами и прожитой жизнью, пламя отражалось в похотливом ржаво-красном цвете его глаз, закрытых от меня, как будто больше ничего не существовало.

Видит, как всегда, больше, чем мне хотелось бы.

Видит, как всегда, меня.

Внезапно я почувствовала себя такой дико обнаженной, несмотря на то, что он был голым, а я полностью одета. Фасад моей игры рухнул. Последний накал моего гнева угас, как свеча, угасающая в ночи.

Я моргнула и почувствовала, как по щеке потекла слеза.

Райн присел рядом со мной. Он вытер слезу большим пальцем.

— Я тебя ненавижу, — вырвалось из меня. Но эти слова не были приговором. Они были слабыми, печальными, отчетливыми.

Они не говорили: Я ненавижу тебя за то, что ты убил моего отца.

Они говорили: Я ненавижу тебя за то, что ты позволил себе причинить мне боль.

Я ненавижу тебя, потому что я скорблю о тебе.

Я ненавижу тебя, потому что это не так.

В его глазах не было обиды. Не было злости. Только нежное, ласковое понимание. Я ненавидела, когда он так смотрел на меня.

А может быть, я ненавидела и это, как ненавидела его.

Он поцеловал меня в лоб.

— Я знаю, принцесса, — прошептал он. — Я знаю, что ты ненавидишь меня.

Его губы двинулись вниз, к переносице. Мои глаза закрылись от его поцелуев, слегка влажные от слез.

— Ты уничтожила меня, — прошептал он. — И я ненавидел это каждую минуту.

Истина этих слов невыносимо тяжелой волной вздымалась в моей груди. Он произнес их тем же голосом, каким произносил наши свадебные клятвы.

Я открыла глаза и увидела, что он смотрит прямо в мои. Их оттенки — содержали столько разрозненных цветов, соединившихся вместе, чтобы создать нечто столь прекрасное — ошеломили меня.

— Позволь мне поцеловать тебя, — прошептал он.

Он произнес эти слова по-прежнему умоляюще.

— Да, — прошептала я.

Он имел слабый вкус моего собственного удовольствия, но более отчетливый его вкус — чужой и знакомый, сладкий и горький. Этот поцелуй не был похож на нашу прежнюю битву. Это было извинение, мольба, приветствие, прощание, миллион слов, уместившихся в несколько бесконечных секунд, за которые время между нами умерло.

Я ненавижу тебя, — думала я с каждым новым действием, с каждым изучающим движением его языка, с каждым мягким извинением его губ. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя.

И с каждым поцелуем я вдыхала в него эти слова, даже когда притягивала его ближе, даже когда позволяла его телу опуститься на мое.

Рот Райна прошелся вниз, по моей челюсти, горлу. Задержался там на мгновение — над двумя шрамами, а затем опустился еще ниже, к моему плечу. Только тогда он приподнялся, перебирая пальцами бретельку моего платья.

— Дай мне посмотреть на тебя, — прохрипел он. — Пожалуйста.

Я кивнула.

Он снял бретельки с моих плеч. Он целовал каждый новый участок кожи, откидывая шелк — через плечо, грудь, затвердевшие соски, изгиб талии, бедро, верхнюю часть бедра. И наконец, он освободил скомканный шелк и бросил его на кровать, приковав взгляд к обнаженной мне.

Было не холодно. Однако по коже побежали мурашки.

Он издал грубый смешок.

— Что? — спросила я.

— Я просто… — Его рот вернулся ко мне и задержался на моих вершинках груди так, что мое дыхание задрожало.

— У меня просто нет слов, — прошептал он, когда его губы поднялись выше, возвращаясь по извилистой дорожке к моим губам. — У меня нет слов для тебя.

Слова все равно были переоценены. Я была благодарна, что у него их не было, потому что те, что звенели в моей груди, были запутанными и трудными.

— Хорошо, — прошептала я и поцеловала его.

Наши тела снова переплелись. Длина члена Райна, упирающегося в мою ногу, заставила мои бедра приоткрыться. Его руки, перебирающие мое тело, становились все более неистовыми, словно он хотел вобрать в себя все и сразу.

Матерь, я хотела его. Я хотела, чтобы он был таким же открытым, обнаженным и уязвимым, какой он сделал меня.

Из моего горла вырвался слабый беззвучный звук, и губы Райна прижались к моему рту.

— Что, принцесса? Чего ты хочешь?

Искреннее предложение. Как будто он хотел только одного — дать мне то, что мне нужно.

Богиня, как много ответов на этот вопрос.

Я хочу, чтобы ты был внутри меня. Я хочу, чтобы ты трахал меня до тех пор, пока я не вспомню свое собственное имя. Я хочу смотреть, как ты кончаешь, точно так же, как ты только что смотрел на меня.

Я хочу тебя.

Но из моих уст вырвалось:

— Я хочу твоей крови.

Глава

45

Райн

Сначала я подумал, что ослышался. Но нет.

Я хочу твоей крови.

Эти слова, вырвавшиеся из этих идеальных губ. Эти идеальные губы, которые несколько недель назад слизывали мою кровь с большого пальца, эти губы, о которых я мечтал с тех пор, думая о них, обхватив рукой свой собственный член, при задернутых шторах в дневное время.

В голове был туман. Очень многое