жидкости на его головке.

Он хотел меня. Он хотел меня так сильно, что уже даже не дышал, его руки крепко обхватили покрывало. И, Богиня, боль между моими бедрами становилась все труднее игнорировать. Так легко было просто переползти на него, позволить ему войти в меня.

Слишком легко.

Легкого удовольствия не бывает.

Я хотела, чтобы он страдал за это.

Я опустилась, провела губами по его кончику, провела языком по соленой сладости жидкости на его коже.

Райн издал резкое шипение. Все его тело напряглось, словно ему требовалось все, чтобы не сделать рывок через кровать и не схватить меня.

Но он не двигался.

Я прижалась к нему ртом, на этот раз медленнее и дольше, облизывая его — все еще нежно, достаточно нежно, что я знала будет мучительно.

На этот раз в его выдохе прозвучал намек на стон.

— Ты так порочна, — прошептал он.

Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня, его взгляд был хищным, как будто он скорее умрет, чем моргнет.

Меня пронзила волна знакомого чувства — я склонилась над ним, он смотрел на меня, и в этом взгляде было едва сдерживаемое вожделение.

Мне заставить тебя умолять? спросила я его тогда.

Я снова медленно провела по нему языком, и он издал еще один сбивчивый выдох.

— Однажды ты сказал мне, что будешь умолять меня, — пробормотала я. Еще одно прикосновение губами. — Так сделай это.

Я не разрывала зрительного контакта. Он сверкнул порочным восторгом.

— Позволь мне прикоснуться к тебе, — прохрипел он. И Богиня, да, он умолял, каждое слово звучало отчаянно. — Позволь мне почувствовать тебя. Даже если я тебя не заслуживаю. Пожалуйста.

Я медленно переползла на его тело, пока мои бедра не оказались на одной линии с его бедрами. Мое платье задралось, шелк собрался на бедрах — мы оба мучительно осознавали, как близки друг к другу, — и я опустила бедра настолько, что его член коснулся моих складок. Я с трудом подавила стон, вызванный даже этим мгновенным, едва уловимым прикосновением.

Я не позволила ему увидеть, как сильно я этого хочу.

Я опустилась на локти, оставив нас на расстоянии дюйма друг от друга.

— И? — сказала я.

Его взгляд сверкал от удовольствия, как у кошки, наслаждающейся игрой в догонялки. И все же под этим диким восторгом скрывалось что-то более глубокое. Кончики его пальцев поднялись к моей щеке. Не до конца. Но все же повинуясь.

— Позволь мне сделать тебя королевой, которой ты являешься. Позволь мне охранять твое тело, твою душу, твое сердце. Позволь мне провести остаток моей жалкой жизни по твоей милости. Если мне нужно умереть, то позволь мне умереть от твоей руки. Пожалуйста.

Моя грудь болела почти так же сильно, как и мое желание.

Мои бедра сдвинулись, и я почувствовала, как он снова дернулся, и это крошечное движение заставило мое дыхание затрепетать.

— И? — прошептала я.

Он издал дрожащий выдох, ухмылка искривила его губы.

— И ради всего святого, принцесса, я умоляю тебя, позволь мне встать перед тобой на колени.

Мы задержались в таком положении, наши тела были так близко к полному сплетению и в то же время совсем не касались друг друга.

А потом я прошептала:

— Хорошо.

Нить самоконтроля оборвалась. Если рана Райна и замедлили его движение, то он этого не показал. Его рот врезался в мой, он перевернулся и повалил меня на кровать, его рука пробежалась по моему телу, словно последние минуты без прикосновений были мучительными.

И затем, так же быстро, его вес исчез. Вместо этого он оторвался от кровати, схватил меня за ноги и потянул меня вниз.

И, как он и обещал, опустился на колени.

Я не могла не смотреть на него, как завороженная, когда он осторожно задрал шелк моей юбки на бедрах, обнажив мои бедра. В присутствии богов он не выглядел так благоговейно.

Его взгляд медленно поднялся и встретился с моим.

— Это позволительно, принцесса?

Моя бровь дернулась.

— Принцесса?

Он засмеялся, низко и слегка хрипло.

— Королева.

Он начал с внутренней стороны моего бедра, его поцелуи были такими нежными, что почти щекотали, поднял мою ногу и положил ее себе на плечо.

— Моя королева, — снова прошептал он, и с каждым поцелуем эти слова прижимались к моей коже, пробираясь все дальше по чувствительной плоти бедер.

Матерь, помоги мне. Мои бедра раздвинулись, освобождая ему место, а тело не знало ничего, кроме предвкушения его прикосновений, его поцелуя.

Когда он коснулся там, именно там, где я хотела, он сначала был нежен, оттягивая в сторону мое нежное кружевное белье и осыпая нежными поцелуями мою промежность.

Такой легкий. Такой нежный. И все же дрожь удовольствия сжала мое тело, а спина выгнулась дугой.

Он одобрительно хмыкнул, прижимаясь к моей коже, и вибрация отозвалась в моей душе.

— Лучше, — прошептал он. — Лучше, чем я помню. Лучше, чем твоя кровь.

Ещё одно прикосновение его языка, на этот раз чуть более твердое, завершившееся долгим, медленным поцелуем.

Я сжала челюсти, не давая себе выть от удовольствия, мои руки вцепились в покрывало. Матерь, я не хочу доставлять ему удовольствие. Пока еще нет. Даже если это убьет меня.

Еще одно прикосновение, еще один вздох, еще один всплеск наслаждения.

Сдержать тихие стоны теперь стоило неимоверных усилий, зубы были сжаты так сильно, что я отстраненно подумала, что они могут треснуть.

Еще. Это слово было на кончике моего языка. Но сейчас я ни о чем не просила Райна.

— Позволь мне поклоняться тебе, Орайя, — прошептал он, и что-то в вибрации моего имени на его губах, прикоснувшихся к самым чувствительным частям тела, заставило меня задрожать. В этом шепоте было столько отчаяния. Я сказала ему умолять. Он умолял. — И позволь мне попробовать тебя на вкус, когда ты кончишь. Пожалуйста.

Его язык встретил меня уже более твердо, долгим лижущим движением по всей длине моей промежности, кружась вокруг моего бутона, лишь слегка касаясь его зубами.

Богиня, помоги мне. Я не могла…

Приглушенный стон вырвался из меня, вырвавшись из моих попыток проглотить его.

Не отрывая от меня рта, Райн встретил его стоном такой же силы, словно этот звук был водой для человека, умирающего от жажды.

— Еще раз, — прошептал он. — Пожалуйста.

И да поможет мне Матерь, я не смогла бы ему отказать. Даже если бы захотела. Потому что этот звук сломал остатки самообладания Райна, и внезапно его медленная, неспешная работа стала яростной и отчаянной.

Он работал со мной так, словно его единственной целью в жизни было выжать