в прошедшем дне казалось сном. Но, черт возьми, так ли уж я был против, если это была галлюцинация, которую я получил? Орайя рядом со мной в постели, обнаженная, свет ласкает ее безупречную бледную в лунном свете кожу так, что мне становится завидно.

Орайя в постели, обнаженная, просила моей крови.

Я чувствовал запах ее возбуждения, густой и сладкий. Я слышал биение ее сердца, твердого и быстрого, как у кролика.

Но даже чувствуя ее потребность — потребность, которую я отчаянно пытался удовлетворить, я все равно мог бы провести вечность, просто целуя ее. Просто заниматься любовью с этим ядовитым, совершенным, прекрасным, опасным ртом.

Я никогда не думал, что мне удастся когда-нибудь снова поцеловать Орайю. Теперь я не мог заставить себя сомневаться в этом. Я просто хотел принять все, что она мне предложит.

И в обмен на это дать ей все, что она пожелает.

На щеках Орайи появился слабый румянец. Я подумал, знает ли она, что краснеет так легко. Я не хотел говорить ей об этом, потому что не хотел, чтобы она перестала это делать.

— Ты хочешь моей крови, — повторил я.

И все равно, не моргнув глазом, она ответила:

— Да.

Солнце, забери меня.

Да, Орайя хотела моей крови. Она хотела ее уже несколько месяцев. И мне чертовски повезло, что именно так я смогу дать ей ее.

Я перевернулся на спину и взял из кучи одежды ее кинжал.

— В нем нет яда, верно? — сказал я.

Она покачала головой.

Хорошо. Это был бы неловкий способ уйти из жизни.

Я провел кончиком кинжала по шее, достаточно сильно, чтобы прорвать кожу и почувствовать мимолетную боль. Сразу же на поверхность вырвалась теплая кровь и потекла по горлу.

Я убрал кинжал в ножны и отбросил его в сторону, снова повернувшись к Орайе.

— Она твоя, принцесса, — сказал я. — Моя кровь. Сколько хочешь. В конце концов, она твоя по праву.

Потому что я уже обещал ей это, несколько месяцев назад.

Я отдаю тебе свое тело, свою кровь, свою душу, свое сердце.

С того момента, как ее язык коснулся моей кожи в ту ночь, с того момента, как слова покинули мои губы, я знал, что говорил их серьезно. Они были настоящими, даже если она не хотела, чтобы это было так. Даже если она не отвечала взаимностью.

Я принадлежал ей.

Взгляд Орайи был тверд и непреклонен, эти лунные глаза пронзали меня острее любого клинка. Ее горло вздрагивало. Ее взгляд задержался на моем горле, на полосках красно-черной крови.

Запах ее возбуждения — ее голода — сгустился в воздухе. Мой член дернулся в ответ на этот запах.

— Сядь, — сказала она.

Я вздернул бровь. Я сделал то, что она приказала.

Она перекинула свои ноги через мои, усаживаясь на меня. Мои руки легли на ее бедра. Ее близость, ее запах, ее тепло, гораздо более сильное, чем у вампира, на мгновение ошеломили меня.

Сразу же я понял, что это было. Воссоздание той ночи в пещере.

Богиня, черт возьми, помоги мне.

Я был уничтожен. И я готов к этому.

На мгновение она уставилась на меня, и мы оба встретились взглядами, не мигая. В моей груди завязался узел. Я узнал этот взгляд — страх, смешанный с голодом. Страх перед собой и своими желаниями.

Мой большой палец прочертил круг на обнаженной коже ее бедра.

— Ты в безопасности, Орайя, — прошептал я. — Хорошо?

Ее глаза слегка сузились, будто обвиняя меня во лжи. И хотя я не собирался лгать ей — ни сейчас, ни когда-либо еще — я понял это. Потому что ничто здесь не было безопасным. Мы с Орайей и эта чудовищная, прекрасная, ужасная связь, которую мы создали между собой, были чертовски далеки от безопасности.

Она наклонилась вперед, прижалась грудью к моей груди, уперлась руками в мои руки и поднесла губы к моему горлу.

Сначала она слизала то, что стекало по моей шее, начав с ключицы и двигаясь вверх, и закончила тем, что ее рот прижался к открытой ране.

И тогда она начала пить.

Мое дыхание немного дрожало, мои пальцы крепко вцепились в ее плоть. Мои мышцы напряглись.

Никто не питался мной с тех пор, как… со времен Некулая, Саймона и других дворян, которым он меня одалживал. С тех пор я никогда не позволял себе этого, даже с любовницами по обоюдному согласию. На моей коже не было таких шрамов, как у Орайи. Те клыки не оставили следов на моем горле. Но спустя столетия я все еще чувствовал их. Я никогда больше не позволю никому открыть эти раны.

Мое тело помнило это, напрягаясь в предвкушении, хотя разум знал другое.

Но как только ее рот коснулся моей кожи, я сразу понял, что с ней все по-другому.

Я думал, что она заставит меня вспомнить, хотя бы ненадолго, те старые раны. Но с каждым движением ее языка они затягивались чем-то новым.

Это был не Некулай, не Саймон и не любой другой из бесчисленных нежелательных вторжений в мое тело.

Это была она. Орайя. Моя жена.

Поначалу было почти смешно, как неуверенно она себя вела. Ее язык неловко лизал рану, как котенок молоко, словно она не знала, как пить. И все же моя плоть словно открылась для нее, как будто я был создан для того, чтобы дать ей это.

— Ты не должна быть нежной. — Не удержался я — в моем голосе проскользнула нотка веселья. — Ты не причинишь мне вреда.

Ладно, может быть, вес ее тела, прижатого к моим ранам, и причинял некоторую боль, но я не собирался жаловаться на то, что ее грудь прижимается к моей груди.

Она еще сильнее прижалась к моему горлу, принимая мои советы близко к сердцу. С длинным, грубым вдохом она набрала полный рот моей крови и проглотила.

Ее выдох был стоном в мою плоть.

Черт, я вторил ей.

Я не знал, есть ли у Орайи яд. Я бы подумал, что нет, если бы не клыки. Но это… это что-то со мной сделало. Что-то совсем иное, чем яд других вампиров, одурманивающее меня до тошноты.

Я не знал, был ли это яд, или ее язык, или просто опьянение от того, что ее обнаженное тело располагалось на мне. Внезапно ничто в этом мире не имело значения, кроме нее, ее рта и запаха ее желания, густеющего с каждой секундой.

Ее язык снова заскользил по моему горлу с крошечным звуком