Он будет действовать медленно, давать ей отдохнуть между приступами боли, уговаривать ее отречься от дьявола и сознаться во всех злодеяниях. В эти мгновения отдыха он будет снимать ее с дыбы и отводить в сторону, поддерживая ее дрожащее тело, по-отечески обнимая, увещевая и нежно обещая сохранить ей жизнь, пусть это и будет жизнь в вечном заточении.

Сделав еще один большой глоток вина, он задумался, чего хочет больше – сжечь Сюзанну на костре или навеки заточить в тюрьму? Крамер не знал. Каждый из этих вариантов обладал своей притягательностью.

Но одно его желание уже сбылось – Генрих увидел ее обнаженной и совершенно беспомощной! Как прекрасна она была – ах, эти пышные золотистые кудри, а этот пушок над лоном… Воспоминания об этом вновь вызвали в нем вожделение, и Крамер поспешно принялся читать молитву «Аве Мария», пока голос его не окреп.

К счастью, тогда в подвале чары быстро развеялись, после того как жена врачевателя завершила свою работу. Обритая и бледная в свете фонаря, Сюзанна вдруг напомнила ему могильного червя. Генрих невольно покачал головой. Две стороны есть у женщины, и с одной она прекрасна и соблазнительна, но стоит узреть другую ее сторону – и она предстанет перед тобой во всем своем уродстве.

Стук в двустворчатую дверь Малого зала прервал поток его мыслей.

– Кто там еще?! – не очень-то вежливо крикнул Крамер.

Но створки уже распахнулись, и в зал вошел судья Беклин.

– Вот вы где, – удивленно констатировал он.

– Да. Я ожидаю травницу Кети для первого допроса. Уже отправил за ней стражника.

Беклин досадливо поморщился:

– Вы собирались допрашивать ее без нас и без вашего нотариуса?

– Достопочтенный господин судья, вы ведь сами знаете, что мне не требуется ваше разрешение на предварительный допрос. Мы это с вами не раз обсуждали. Так что случилось?

– Ко мне только что пришел судебный помощник. Подозреваемая, содержащаяся в ратуше, готова дать важные показания.

От изумления у Генриха перо выпало из руки, оставив на бумаге мерзкую кляксу.

– Сюзанна готова признаться?

– Более того, она готова разоблачить весь ведовской ковен. Но для этого ее нужно перевести к остальным подозреваемым в башню.

– Что, простите?

– Ну, судебный помощник говорил несколько сбивчиво, к тому же он передавал слова стражника Готшалька. Если я все правильно понял, Сюзанна Миттнахт утверждает, что может навести чары на остальных заключенных под стражу ведьм, чтобы они сознались в совершенных преступлениях, а после этого сама поведает о собственных злодеяниях. Если это так, мы сможем обойтись без выплаты немалых денег палачу за завтрашние пытки.

– Я был бы весьма удивлен, – пробормотал Генрих.

Мысль о том, чтобы отказаться от намерения пытать Сюзанну, не очень-то пришлась ему по душе.

– Давайте сами с ней поговорим, незамедлительно, – предложил Беклин. – Мы все еще сможем отказаться от ее предложения. Я же полагаю, что стоит попробовать, ведь так мы сумеем быстро завершить этот злосчастный судебный процесс.

Крамер поморщился.

– И почему вы, светские судьи, всегда хотите ускорить процесс, когда речь идет о еретиках и ворожеях? Именно в таких расследованиях следует действовать дотошно и тщательно. К тому же при переводе Зайденштикер из ратуши в башню весь город поймет, кто именно был заточен в «господских покоях».

– Ну и что? Уже не осталось никаких сомнений в том, что Сюзанна Миттнахт – ведьма. Рано или поздно это огласили бы на всю Селесту, так какой смысл что-либо утаивать?

– Вы правы, дорогой советник. – Генрих вскочил. – Так чего же мы ждем?

Следуя за Беклином в подвал, он думал о столь чудесном повороте событий. Теперь вся Селеста узнает, что Сюзанна – ведьма. Пусть семейство Миттнахтов хоть на голове стоит и сотни поручительств собирает – процесс завершится именно так, как Генрих и намеревался. И да, он все-таки хотел увидеть Сюзанну на костре – а с ней по меньшей мере три дюжины других ведьм!

Несколько часов спустя

Послеполуденное солнце слепило мне глаза, когда с меня сняли колодки и, связав руки за спиной, вывели в боковую дверь ратуши. Слева и справа от меня шли два вооруженных тяжелыми дубинками судебных пристава, которые торопили меня, отчаянно стараясь ко мне не прикасаться.

В голове у меня не осталось ни единой ясной мысли. Что я тут делаю? Зачем я вообще послушалась Готшалька и решилась на такой шаг?

К моему превеликому облегчению, инквизитор хотя бы не пришел ко мне в подвал один, иначе я не смогла бы произнести все то, на что меня надоумил Готшальк, и вместо этого выплеснула бы на этого мерзкого монаха всю свою ненависть. Но рассудительное поведение судьи успокоило меня, и я выпалила заранее выученные наизусть фразы, тщательно следя за тем, чтобы ничего не перепутать.

Судя по выражению лица инквизитора, он был не очень-то рад моему предстоящему переводу в башню.

– Посмотрим, сработают ли твои чары. В седьмом часу вечера мы вновь увидимся в башне. Если до тех пор тебе удастся заставить других ведьм признаться в колдовстве и ты сможешь назвать нам имена всех членов этой демонопоклоннической секты, мы даруем тебе жизнь.

На такое я не рассчитывала. Быть может, в этом и состоял план Готшалька? Что я отправлю на костер ни в чем не повинных женщин, чтобы спасти собственную шкуру?

– И вы меня отпустите? – потрясенно спросила я.

Инквизитор хрипло засмеялся.

– Насколько же ты глупа, дитя мое! Нет, ты проведешь всю оставшуюся жизнь в тюрьме, хотя и будешь в достаточной мере всем обеспечена. И, конечно, я буду рядом как твой духовник и исповедник. Но если же твои слова окажутся пустой болтовней, уже завтра утром висеть тебе на дыбе.

Я в ужасе уставилась на него. Жизнь в заточении, еще и во власти этого мужчины? Нет, я бы предпочла смерть. Лишь страх пыток остановил меня от того, чтобы отказаться от своих слов.

И вдруг мне в голову пришла спасительная мысль: что, если Готшальк вовсе не подстрекал меня к клевете на других горожанок, а пытался добиться того, чтобы меня провели по улицам Селесты? Так мир узнает, что я, Сюзанна, дочь уважаемого галантерейщика Бертольда Митнахта, обвиняюсь в преступлении, которого не совершала.

Я с бритой головой и в уродливой робе шла по Ваффлерхофу в окружении приставов, и, как и ожидалось, поглазеть на это зрелище собралась толпа зевак. В теплый летний день на площади было многолюдно, и из толпы уже доносились возгласы:

– Вы только посмотрите! Одну из ведьм ведут!

Как же мне хотелось спрятать голову, закрыть лицо… Люди отшатывались от меня, какой-то пес меня облаял, и даже дети начали швыряться мелкими камешками. Один из мальчишек, огненно-рыжий паренек лет десяти, при виде меня помчался прочь с невероятной скоростью, будто за ним гнался сам Сатана.