– Спасибо, – вернула улыбку синеволосая. – Мы Кея ждем, да…

– А зачем ты нам помогаешь? – подозрительно спросила ее подружка-брюнетка, которая была более мнительной.

Тут во мне проснулся актерский талант, и я на одном дыхании выдала:

– Этот ваш – как ты сказала? – Кей живет надо мной! У него вечно орет музыка и собираются толпы народа! А у меня, между прочим, ребенок маленький, – заявила я, сама почти поверив в собственную легенду. – Сашенька не может спокойно спать из-за этих постоянных тусовок! Вот два дня назад там драка была! А на прошлой неделе они там репетицию устроили! А у нас уважаемый дом, вообще-то! Знаете, сколько тут квадратный метр стоит? Мы с мужем платили деньги за комфорт, а не за пьянки звездного соседа. И наш подъездный актив скоро будет собирать, между прочим, подписи с жильцов, чтобы музыканта вашего выселили, – повторила я давнюю фразу одной из собственных соседок, которая очень недолюбливала нашу квартиру. Подписи, и правда, пытались собрать, но ничего у них не получилось, да и Томас с друзьями стали вести себя гораздо тише.

– Это все, конечно, здорово, то есть печально, но при чем тут помощь нам? – удивленно спросила брюнетка. Кажется, моя небольшая тирада ее впечатлила.

Я раздраженным жестом убрала назад волосы.

– При том. Этот ваш Кей не любит публичности и когда его достают дома, – моя улыбка вышла почти обворожительной. – Но почему бы мне не подсказать таким милым девочкам, как вы, где живет их любимый певец? А то будете ждать его не на том этаже. А он выйдет из квартиры, сядет в лифт и поминай, как звали, – я махнула рукой, копируя какой-то из Нинкиных жестов.

Кажется, фанатки НК мне поверили. Они вновь переглянулись.

– Ну, спасибо тогда, – несколько растерянно сказала брюнетка. – Мы, видимо, не так поняли, на каком этаже Кей живет.

– Вам повезло, что встретилась я, – было совсем не стыдно врать мне. И я вновь загрохотала ключами, давая понять, что разговор окончен и мне пора возвращаться в «свою» квартиру.

Девушки стали подниматься наверх, не оглядываясь и шепчась, но я умудрилась расслышать их слова – видимо, от стресса обострились органы чувств.

– Странная какая-то, – говорила тихонько рыжая синеволосой. – Над ней сам Кей живет, а она недовольна.

– Овуляшка, – поставили на мне клеймо. Меня это, правда, не разозлило, только рассмешило – наверное, это была нервная реакция, ибо коленки у меня тряслись.

– Замолчите, – велела им брюнетка.

Девушки поднялись наверх, а я бросилась к двери квартиры Тропининых, которая осторожно открылась – за ней стоял Антон. Он не выглядел обеспокоенным или расстроенным. И тихо смеялся, а глаза его были веселыми и лукавыми одновременно. Оказалось, Антон все слышал, стоя за дверью. И это нереально развеселило его. Я с великим подозрением смотрела на парня снизу вверх, а он улыбался, стараясь не засмеяться в голос.

– Ты чего? – топнула я ногой. Нам нужно было быстрее убегать, пока девицы не опомнились, а он тут стоит и ржет!

– Неожиданно. Да ты у меня актриса, – легонько поцеловал Кейтон меня, запустив пальцы в волосы, которые я, между прочим, за отсутствием привычной нормальной расчески не смогла расчесать нормально.

– Вся в тебя. Пойдем быстрее, – потянула я его за рукав тонкой темной кофты с капюшоном, который он накинул на голову.

– Веди, детка, – разрешил Антон, и я потащила его за собой к лифту, который, слава богу, оставался на этаже.

– А Сашенька – это девочка или мальчик? – полюбопытствовал он на ходу.

– А? Что за Сашенька?

– Твой ребенок, – поведал мне Антон. – Который не может спокойно спать.

– Девочка, – сердито выдохнула я, чувствуя себя почти героиней, подвиг которой не оценили.

– Прикольно. А если я захочу мальчика, мы тоже можем назвать его Сашенькой. Будет забавно, как думаешь?

– Тропинин, – грозно посмотрела я на парня, входя в лифт. – Замолчи или огребешь.

Эти слова его вновь рассмешили – настроение Антона сделалось вдруг искристым, даже веселым, и напряжение, в котором он пребывал в квартире, почти пропало.

Только когда мой палец все-таки нажал кнопку первого этажа, я выдохнула.

– Это невыносимо, – заявила я, прислонившись к стене. Лифт спускался бесшумно и почти незаметно.

– Что именно? – не отпускал мою руку Антон.

– Как ты живешь? – подняла я на него глаза. – За тобой идет настоящая охота. Эта девицы ненормальные! Ты бы слышал, что они говорили!

Антон пожал плечами.

– Мы справляемся, – все с той же улыбкой сообщил он мне, имея в виду собственную команду. – Жалей меня, Катенька, – вдруг внезапно наклонился он к моему уху, – когда женщины жалеют, то быстрее прощают.

Я сделала вид, что не расслышала.

– С другой стороны, если ты постоянно живешь под таким прессом внимания, я даже почти понимаю твое желание поиграть с девушками. Но не оправдываю, – погрозила я ему пальцем в шутку. Хотя, как известно, в каждой шутке лишь доля шутки.

Его поступок я так и не смогла оправдать, но должна была найти в себе силы, чтобы простить – не потому, что была такой доброй, а потому что знала – Антон действительно раскаивается. Да и отношений на фундаменте из недоверия и обид не построишь.

Мы быстро оказались в его машине, и стоило только нам выехать со стоянки, как мы увидели, что из подъезда вылетают те самые три девицы: брюнетка, рыжая и синеволосая. Они отчаянно оглядывались по сторонам. То ли догадались, что я их надула, то ли просто-напросто позвонили своему другу-охраннику Паше, а тот поведал им горькую правду.

– А как ты домой вернешься? – вздохнула я. – У тебя же там вещи…

– Придумаю что-нибудь, – ответил Антон. – Не волнуйся, Катя, я все улажу.

– Как я могу не волноваться, – вздохнула я. После этого небольшого приключения с фанатками настроение поменялось и у меня – печаль и уже просыпающуюся тоску затмили другие эмоции, и мне вновь показалось, что день течет, как обычно, и что никакой он не последний, не прощальный. И что наше с Антоном время не утекает, как песок сквозь пальцы.

До дома мы добрались быстро и, хоть времени у Антона оставалось не так уж и много, мы, как и раньше, стояли около моей двери, не в силах оторваться друг от друга, и не замечая, что время летит, как пули, – так же быстро…

Мы целовались – так обыденно, но упоенно, наслаждаясь впрок, не размыкая объятий, что-то друг другу шепча и обещая, и, наверное, в эти минуты нас понял бы только тот, кто сам прощался и был в разлуке.

Последние поцелуи – они всегда горькие и с привкусом надежды на скорую встречу, и мне довелось сполна ими насладиться.

– Это всего лишь расстояние, – прошептал Антон уверенно. – Ты же сильнее каких-то жалких километров?