говоря: «Смотри, что у меня есть; завидуешь?». Затем она счастливо взвизгивает, как девчонка, которой когда-то была, и стискивает его в объятиях. Она кружит его и кру-жит.

– Вы посмотрите на него, еще в ночной сорочке. Заспался, братишка, и пропустил все новости!

– Какие новости? Бога ради, что случилось? Почему ты здесь – и дети тоже?

Дети вырываются из объятий Элизабет и бегут к Антону, обхватывают его руками. Его затискивают чуть не до смерти, и он смеется – хохочет от счастья, пока совсем не выбивается из сил.

– Ты еще не слышал? – кричит Альберт, сияя. – Дело сделано. Теперь все!

– Что? Говори человеческим языком!

Как раз подоспевает фрау Гертц. Она с размаху упирает газеты в грудь Антону. Он хватает ее и открывает – очки он еще не надел и с трудом может разобрать заголовок. Но, даже двоясь и расплываясь, слова доходят до него с ошеломляющей ясностью.

Прощай, Гитлер.

– Он мертв, – подтверждает Анита.

Она бешено хохочет и взмахивает кулаком в воздухе.

– Мы довольно поздно об этом узнали, только вчера вечером. Партия попыталась сдержать новости, конечно, но улицы Штутгарта наводнены разговорами. Наш дорогой храбрый лидер предпочел лишить себя жизни, вместо того, чтобы сдаться. Как вам это нравится?

– Ты уверена? – Антон приникает к детям, так сильно стискивая их в объятиях, что Мария выворачивается и убегает обратно к маме.

– Никто ни в чем пока не уверен, – говорит фрау Гертц. – Но я полагаю, газеты бы такого не напечатали, если бы не были убеждены, что он мертв. Мертв и горит в аду, как ему и полагается.

Она сплевывает в грязь.

– Понятно, что Партия будет до последнего пытаться скрыть, что он покончил с собой, – замечает Анита. – До тех пор, пока скрывать правду уже будет невозможно. Но ведь это именно то, что можно было бы от него ожидать? После того, как он породил столько несчастий, заставил стольких людей страдать, у него не хватило бы смелости отдаться под суд и понести соответствующее наказание.

«Действительно ли он убил себя, – размышляет Антон, – или подавился реповой похлебкой?» Сейчас это уже не имеет значения – не в свете этого утра.

– Мне нужно увидеть отца Эмиля, – говорит Антон. – Я должен узнать, слышал ли он уже новость.

Элизабет смеется. Слезы счастья дрожат на ее ресницах.

– Не в таком виде; посмотри на себя. Ты не можешь идти к священнику в ночной сорочке.

Дома – какое счастье вновь слышать, как старый дом звенит детскими голосами – Антон и Элизабет одеваются так быстро, как только могут. Элизабет в порядке приличия пытается уложить волосы, но потом бросает это и просто нахлобучивает шляпу.

– Сойдет, – говорит она, – идем.

Анита подвозит их до церкви, пока дети бегут следом за машиной, улюлюкая и пританцовывая, ходя колесом между лужами.

Но когда они прибывают в церковь Святого Колумбана, отца Эмиля там нет. Неф пуст, так же как и его комнатушка с задней стороны здания.

Улыбка Элизабет тает.

– Что-то лучилось с ним? Боже милостивый, они ведь не могли прийти за ним прошлой ночью? Только не теперь!

– Нет, дорогая, нет. Пойдем, я точно знаю, где он.

Он ведет Элизабет на поле за церковью. Земля под ногами сочная, мягкая и пружинистая, взрыхленная новыми ростками. Аромат росы наполняет воздух – росы и раскрывающихся бутонов. Эмиль в своем длинном черном одеянии стоит на коленях и голыми руками роет почву. Он поднимает голову на приветствие Антона. Когда он видит всю семью, он вскакивает на ноги, резво, как восемнадцатилетний юноша.

– Антон! Ты слышал новость?

– Слышал!

Как можно больше людей должны ее услышать; весь мир должен знать. Антон приносит лопаты из церковного двора и начинает вместе с Эмилем копать влажную темную землю. Скоро к ним присоединяется Элизабет с детьми, а потом и Анита с фрау Гертц – они роют землю руками. Потом подоспевает еще помощь, больше рук врываются в землю. Двое, четверо, десяток, двадцать – поле заполняют соседи, все те, кто пришел в церковь, чтобы воздать благодарности за это новое утро.

– Капайте, – говорит им Антон. – Все копайте!

Младший из братьев Копп интересуется, зачем.

– Скоро узнаешь, – говорит ему Эмиль. – Антон покажет, где копать. Принесите лопаты, если есть. Мотыги – что угодно!

Все поле звенит смехом и криками детей. Антон отрывается от работы и выпрямляется, руки запачканы землей. С другой стороны поля он видит фрау Франке, она хохочет, безуспешно стараясь оттереть руки от грязи. Он никогда раньше не видел улыбки на лице этой женщины, но сейчас она вся сияет, хотя подол ее платья в грязи. Ее мужа нигде не видно.

– Где Мебельщик? – спрашивает он, не обращаясь ни к кому конкретному.

Один из братьев Копп заключает Антона в объятия, сжимая его так, что Антон не может продохнуть.

– Мебельщика нет, – говорит молодой человек, – уехал прошлой ночью, убежал, как пес, поджав хвост – к своим хозяевам из СС, ясное дело.

Другой брат Копп добавляет:

– Если он когда-нибудь попытается вернуться, на теплый прием может не рассчитывать.

Кто-то принес еще лопаты, и люди Унтербойингена врываются глубже в землю, еще глубже, хотя они и не знают то, что знают Антон и Эмиль, – что они скоро откопают. Весь город заливается смехом, все еще не веря. Неужели все? Возможно ли?

Когда первая лопата ударяет по бронзе, все замирают. Они отступают назад; Антон прыгает в яму и счищает остатки землю руками. Первый колокол показывается из-под слоя черной земли, его гордая стать и мощный изгиб, его куполообразная корона сияет. В толпе раздается громкий возглас восторга. В один голос они радуются, и эхо их радости отдается в синих-синих холмах.

– Парад, – кричит Эмиль. – Давайте устроим парад!

Жители деревни приветствуют предложением новым возгласом радости.

Коппы подгоняют к полю два своих больших грузовика с открытыми кузовами. Люди Унтербойингена берутся все вместе и поднимают колокола. Дети набирают букеты цветов и трав в зеленых изгородях и по краям канав, они скачут, и поют, и разбрасывают лепестки по земле; они украшают колокола и кузова грузовиков яркими листьями и цветами.

– Альберт, – командует Антон, – беги к каждому дому, стучи в каждую дверь. Собери всех детей с их инструментами. Ты слышал отца Эмиля: нам нужен парад!

К тому моменту, как колокола полностью покрылись цветущими ветвями, собирается ансамбль. Антон поворачивается к своим ученикам, готовый вести марш, – но Эмиль ловит его за руку.

– Пусть сегодня сыграют без дирижера. Ты хорошо их научил, они справятся, – он указывает на ближайший кузов грузовика. –