этой песни под названием «Песнь колоколов» с немецкого на английский. Насколько мне известно, это первый перевод данного произведения на английский.

Годы прошли после этого ужина на День благодарения, и я лучше узнала Пола – и его любящую чудесную семью (все члены которой оказались гораздо более открытыми и более широких взглядов, чем я предполагала вначале). По мере того, как я больше узнавала о жизни Антона, у меня в голове собиралась более отчетливая картина Opa и колоколов. И чем более живой в моем сознании становилась история Opa, тем с большей уверенностью я думала, что напишу об этом роман… однажды.

Йозеф Антон Штарцман родился в 1904 году в Штутгарте, Германия, в семье преданных католиков. Настоящее имя его сестры было Корбел, но мы с моим редактором решили поменять его на Аниту, так как в романе она играет второстепенную роль, а Анита – более привычное имя для слуха англоговорящей аудитории.

Антон вступил в орден францисканцев, когда был еще совсем молод, и много лет провел в счастливом труде, пока Германия не начала слегка меняться – а потом, в 1933, не так уж слегка. Он сам выучился музыке и не расставался с ней всю жизнь, он разработал и ввел в Сент-Йозефсхайме музыкальную программу для детей с задержками развития и другими видами инвалидности.

Антон – которого в годы, проведенные среди францисканцев, звали брат Назарий – очень любил свою работу. Орден был для него всей жизнью, выражением его самости. У меня хранится потрясающее фото его в возрасте двадцати лет или около того, в одеянии монаха-францисканца, с круглыми маленькими очками, аккуратно сидящими на длинном тонком носу. Фото мне очень дорого, потому что мой муж Пол выглядит почти в точности, как его Opa на этой фотографии, сходство такое, что это даже жутковато. Сделай фото Пола в одежде 1940-х, пропусти через черно-белый фильтр, и даже Рита не сможет найти различия в облике своего сына и своего отца.

В 1939 Гитлер запустил программу Т4, в рамках кампании по очищению Отечества от людей с физическими или психическими задержками и отклонениями. Принятие программных мер началось с принудительной стерилизации взрослых, но скоро переросло в «эвтаназии», проводимые в многочисленных немецких лагерях смерти или больницах, где Йозеф Менгеле и ему подобные проводили свои эксперименты. Когда волна войны постепенно стала оборачиваться против Гитлера, он ускорил темпы изведения людей с инвалидностями и задержками умственного развития. Примерно в 1940 или 1941 годах детей Сент-Йозефсхайма забрали и «определили в другой дом». Антон, конечно, понимал, что это значило. Мне не удалось выяснить, был ли непосредственно орден Антона распущен, или он сам принял решение покинуть его, после того, как детей забрали. Рита и ее сестра Анджела, единственные живые члены семьи Антона – и единственные биологические дети Антона и Элизабет – не знают, покинул ли их отец орден по своей воле или был вынужден оставить монашескую жизнь по декрету нацистов, как многие другие монахи и монахини.

Когда его счастливые дни монашеской жизни закончились, он обнаружил, что его записали в военные, так ему пришлось сражаться за правительство, которое он ненавидел, за людей, которые забрали у него и уничтожили все, что было ему дорого. Он совершил прыжок с парашютом и предпринял марш на Ригу, но ушел из вермахта сразу после этого под предлогом, что повредил спину. Рита и Анджи обе до сих пор придерживаются мнения, что со спиной у него все было в порядке; эта ложь была его первым актом сопротивления Нацистской партии (которая в книге в основном фигурирует под аббревиатурой НСДАП, сокращением от немецкого «Nationalsozialistische Deutsche Arbeiterpartei» – Национал-социалистическая немецкая рабочая партия).

Никто точно не знает, почему он это сделал, но через некоторое время после ухода из ордена францисканцев Антон откликнулся на частное объявление в одной из немногих уцелевших католических газет и стал переписываться с Элизабет Гансйостен Гертер, вдовой с тремя детьми, пытающейся свести концы с концами в маленькой деревушке Унтербойинген. Прошлое Элизабет – и история ее первого замужества – в точности совпадают с тем, как я описала их в романе. Единственное мое авторское вмешательство в прошлое Элизабет состояло в том, что я изменила дату ее свадьбы с Антоном. На самом деле, они поженились в апреле, а не в октябре, и это было в 1941 году. Насколько я знаю, Антон не предлагал брак на чисто компаньонских началах, а также не лгал на счет своей неспособности к деторождению, – эту деталь я добавила по рекомендации моего редактора, который считал, что правда тут более странная, чем вымысел, и что первой встрече не достает напряжения.

Это все, что я долгие годы знала о жизни Антона, и это само по себе интересно – писать роман, в котором расцветает любовная история во времена войны между двумя такими неправдоподобными партнерами, как вдова и бывший монах. Но хотя мой издатель подталкивал меня взяться за тему Второй мировой войны, я не чувствовала, что уже настало время, чтобы превратить мои записи об Антоне и Элизабет в книгу. Большая часть моей исторической беллетристики сосредотачивалась на фигурах, занимавших видное положение в истории – могущественных, значительных, не обыденных. Я не чувствовала достаточного драйва, чтобы рассказать историю Opa – историю обычного человека, сражавшегося против самых мрачных импульсов человеческого сердца.

Только после выборов 2016 года я поняла, что время пришло.

Я наблюдала за Соединенными Штатами, которые, казалось, деградировали за одну ночь и превратились в неузнаваемое место – место, где политические эксперты отдавали нацистские приветствия перед новостными камерами, ничего не боясь, – где свастики на стенах синагог и мечетей расцветали, как зловонные бутоны, – я знала, что время пришло. Я позвонила Джоди Воршоу, моему первому редактору в Lake Union Publishing, и сказала ей, что, наконец, нашла тему для романа о Второй мировой войне… и хочу писать прямо сейчас. Джоди согласилась, что сейчас было подходящее время для того, чтобы написать историю о сопротивлении – об обычном человеке, восстающим против ненависти. За пару недель мое предложение для «Неровного края ночи» было одобрено, и я начала всерьез исследовать материал и разрабатывать книгу.

За годы я написала много исторических романов, и я наслаждалась исследованиями для них всех, но никогда мои изыскания не трогали меня так глубоко. Рита и Анджи обе были в восторге, что их семейная история станет романом, а я была польщена их верой в то, что я сумею ее рассказать. Моя свекровь и тетушка были удивительно щедры, даря