— Да только о казне-тο нашей давно уже никто не слыхал! — вякнул, осмелев, Хитря и перемигнулся с Дядей Толей. — Общак, говоришь, спасал? Ну и как, спас? Где же он припрятан?

За столом все заговорили разом. Настроение вмиг переменилось, и Владислав вдруг отчетливо вспомнил горькие слова Медведя, сказанные ему восемь лет назад перед избранием его смотрящим по России: «Они как стая голодных волков: выкажешь свою силу, покорно лягут, поджав хвосты, а почуют, что даешь слабину, — порвут клыками». Он выдержал паузу, дождавшись, когда немного уляжется гул, и продолжал:

— Вы задаете мне вопрос: куда делся общак? Я отвечу — но чуть позже. А пока вот что скажу, для затравочки: кое-кого из здесь сидящих долгое время заботила не пропажа общака, а совсем другое — почему общаком российских воров распоряжается Варяг, почему Варяг вывез этот общак куда-то за границу, почему общие воровские миллионы и миллиарды вкладываются в никому не ведомые предприятия по всей Европе? И когда недавно прошел слушок, будто я, российский смотрящий, погиб, кое-кто стал думать над тем, как бы этот общак подгрести под себя… Я скажу вам, люди, то, что никогда никому из вас не говорил, потому что не было в том нужды. Когда-то, в прежнее время, у российских воров общак был просто черной кассой взаимопомощи, откуда шел грев по зонам да помощь тем, кто в этой помощи нуждался на воле. Но когда сход восемь лет назад поставил меня хранителем общака, я превратил нашу общую казну в мощный финансовый организм, сделал из нее своего рода наш бюджет и все эти годы старался множить его и укреплять. У меня это получилось. Воровской общак перестал быть просто сундуком с гринами и брюликами, хранящимся в подполе, откуда ментура может его выковырять. Наш общак — это скрытые от чужих глаз и алчных лап миллиарды, которые вложены в сотни предприятий здесь и за рубежом или лежат на банковских счетах и дают немалую прибыль. Всем нам, люди! И те, кто мечтал, что со смертью Варяга общаковские миллиарды можно будет просто скрысятничать, как карманник режет кошелек у зазевавшейся тетки на вокзале, — тот ошибся и просчитался.

Варяг медленно скользил взглядом по лицам. Люди посерьезнели, и даже самые недоверчивые, вроде Хитри, притихли. Похоже, чаша весов качнулась в пользу смотрящего.

— Так что я не ссучился, люди, и даже не умер, — продолжал Владислав с улыбкой. — И общак цел. Вот я стою перед вами и готов дать любому из вас полный финансовый отчет… А теперь — что касается крысятников… Если кто помнит, год назад обнаружилось, что значительная доля общака, которая хранилась на офшорных счетах одного контролируемого мной предприятия, исчезла. Как раз в ту пору, опять же если кто помнит, я отправился на отдых… Не по своей воле, а с подачи одного из ныне покойных воров. Но дело прошлое, и об этом не хочу говорить. Мне удалось отыскать похищенный общак. А потом начались странности: кому-то очень не захотелось, чтобы я вернул эти деньги. Не успел я вернуться в Россию, как моя машина была расстреляна из гранатомета на пути из Шереметьева в Москву. Потом ментура спустила на меня своих ищеек, и я пустился в бега, а потом, это уже было месяц назад, меня снова попытались убить… Причем покушались не только на меня. Одновременно какие-то отморозки совершили бандитский налет на особняк Медведя в Кускове, жестоко пытали и убили тамошнего сторожа, а! в доме устроили большой шмон. Налетчики там что-то искали…

Варяг замолчал и снова обвел всех немигающим взглядом, гадая, какое впечатление произвела на воров его речь. Люди явно находились под сильным впечатлением от услышанного. Он отчетливо услыхал, как кто-то глухо выругался: «Про Кусково я слыхал. Поймать бы падлу — задушил бы на хрен своими руками!» Это высказался Саша Уралмаш, не самый ярый сторонник Варяга, но то, что Саша так отреагировал на преамбулу, его сильно обрадовало: значит, в решающий момент Саша и десятки таких же, как он, правильных воров выступят как надо…

— И кто же тебя хотел убить, Варяг? И за что? И при чем тут шмон в Кускове? — нарушил тишину резкий и колючий, как скрежет наждака по стеклу, голос Феди Маленького, смотрящего по Таганрогу.

Варяг ответил не сразу.

— Сейчас нет ни времени, ни смысла особого вам рассказывать в деталях… Скажу коротко: барин хотел. Вы же все ходоки, по три, по пять, а кое-кто и по двенадцать раз зону топтали… Вы же знаете, как на строгаче барин ломает строптивых… Но не все ломаются. Это давно еще, пять лет назад, когда меня в первый раз приперли к стенке, они хотели меня сломать, уломать… Но я им не был нужен — им очень хотелось заполучить общак Многие из вас недовольны тем, что я устроил дело таким образом, что только у меня есть доступ к нашей казне. Но жизнь показала: так оно надежнее! И когда они наконец поняли, что Варяг лучше сдохнет, чем ссучится и пойдет с ними на сделку, нашли подходящего кандидата ему на смену… Такого, который давно ссучился, который у них болтается на крепком крючке, давно болтается. Аж с восемьдесят третьего года… О чем ему своевременно напомнили! — И тут Варяг впервые в упор посмотрел на Максима Кайзера. Тот под его пронзительным взглядом аж съежился, как гадюка, проткнутая суковатой палкой, но смолчал, сжав губы и возя вилкой по пустой тарелке. — Этот гаденыш согласился сплясать под их дудку, тем более что ему был обещан немалый куш — высокое покровительство, в случае если сход изберет его смотрящим после Варяга… В общем, этому кандидату только оставалось убрать меня. Вот тогда-то и начались эти танцы с гранатометами… Но не только. Заодно он запустил бригаду своих отморозков в Кусково, чтобы они там пошмонали в секретных сейфах у Медведя. Эта сука и сама толком не знала, что надо искать, — но ей было известно, что Медведь многие годы собирал досье на всех и каждого из нас, и этой сукой овладел панический страх: а вдруг в архиве Медведя сохранилась важная бумага, которая была подписана под диктовку гэбэ в восемьдесят третьем году?!

— Да, бля, что ж это за сука, а, Варяг, че ты темнишь-то? — раздался пронзительный вопль Сергуньки Шнурка, потомственного шнифера из Самары, одного из самых молодых воров в законе, который в свои неполные двадцать девять ходил по этапу уже семь раз, дважды бывал в бегах и заслужил воровскую корону за отчаянную отвагу и непокорство, проявленные на заполярных зонах.

— Не спеши, Сережа, — мягко заметил Варяг. — Что ты торопишься, как голый к бабе? Я приближаюсь к самому вкусному. Так вот, вдруг все обернулось не так, как замышляли люди в погонах и их выкормыш… Становится известно, что смотрящий Варяг откинул копыта. Такой прухи они и не ожидали! И ссучившийся вор в законе по указке Гэбэ спешно созывает большой сход в ресторане «Золотая нива»…

Игнатов умолк, и вдоль П-образного стола пробежала волна нервного возбуждения, точно такая же, как в тот момент, когда воры впервые увидели его в зале.

— Ты что ж хочешь сказать, Варяг, что эта сука… Максим Шубин? — спокойным, ровным голосом поинтересовался Дядя Толя, сидящий по левую руку от Кайзера. — Говори прямо!

Странно было слышать от старого вора, что он называет своего старинного кореша не воровским погонялом, а по фамилии. Владислав вспомнил запись беседы Кайзера с ворами на даче в Кратове и подумал, что этот официальный тон, взятый Дядей Толей, можно считать знаком крутой перемены в его отношении к прилюдно опозоренному вору.