больше никогда не обидит и не предаст. Не бросит в жутком подобии города, ставшего родным и любимым.

Я чуть подалась вперёд. Достаточно перекинуть ногу, наклониться, качнуться и полететь с моста. Тогда все проблемы исчезнут и начнётся совершенно другая… Жизнь?

Я дернулась. Нет! Да что же это такое творится? У меня же всё хорошо. Мои работы оценила сама Джульетта Скворцонни, я избавилась от кошмара, почти наладила отношения с Бальтазаром. Откуда такая безысходность?

Тёмные волны внизу качнулись. Призывая забыть обо всём и прыгнуть в их успокоительные объятия. Ага, сейчас! Только новое платье надену, чтобы не стыдно было перед Пресветлыми богинями предстать.

Не зря я штудировала трактат Мартина Горица. Он забрался в сновидения так глубоко, что видимо заблудился в них окончательно. Не стоит повторять его ошибок. Для меня это не выход! Вода, если бы не такая чёрная и жуткая, могла бы смыть всё плохое и пробудить от навеянных сновидений. Как бы её очистить? Я огляделась. Беспросветная стена города-призрака не давала даже намеков. Серый Кипеллен говорил только одно: «Сдайся!».

Я вцепилась в парапет, подавив стон, и старый камень закрошился под пальцами. Куски посыпались на мостовую. Я подобрала один, задержала дыхание и бросила в черную муть. Ни звука, ни всплеска, ничего. Но когда камень провалился в черную воду, в глубине на мгновение блеснул просвет. Тусклый и невзрачный, но дающий хоть какую-то надежду.

Я опустилась на колени возле парапета. Соберу всё что смогу найти.

Из записок Бальтазара Вилька мага-припоя Ночной стражи

Чтобы не привлекать лишнее внимание, возле музейного дома всегда крутилось много зевак, а после происшествия со смешливицей их количество выросло как минимум вдвое, я прошёл в мастерскую. У неё был отдельный вход, и я не рисковал встретиться с Пшкевичем раньше времени. За неимением других начальников пришлось договариваться со старшим реставратором.

Пан Пшысь щурился и мотал головой.

— Вы с ума сошли? — в очередной раз охнул он. — Я не могу эвакуировать всех работников музея. Это невозможно!

— Тогда если хоть один из них погибнет…

— Погибнет? — ошарашенно повторил Пшысь.

— Вы думаете шутки тут с вами шучу? — зашипел я. — Не выполните всех требований пойдёте под суд, как соучастник. Развели тут!

Старший реставратор побледнел.

— Чтоб к закрытию тут не было ни одной живой души, — рявкнул я. — Особенно капрала Марека Бродски, который прячется в подсобке возле реставраторской.

Он подскочил из-за стола и часто моргая, выбежал из мастерской. Я прошёл к окну и приоткрыв форточку, раскурил трубку. Отсюда открывался прекрасный обзор главного входа. Успею увидеть всех покидающих музей до последнего человека.

Я старался сосредоточиться на будущем поединке, просчитать все возможные ходы Пшкевича, выстроить защиту и ответные атаки, но мысли постоянно возвращались к Алане. Как бы она снова чего-нибудь не учудила. С её талантом встревать в неприятности на пустом месте и мастерством живописца, она даже из зачарованного сна может устроить кавардак. Я старался убедить себя, что ничего страшного не произойдёт, но в итоге запретил себе думать о чём-либо кроме предстоящего боя.

Пока толпа на ступенях музея сошла на нет, я покончил с четырьмя трубками и перебрал десяток тактик магического боя. Моего капрала тоже вывели вон, он хоть и пытался не привлекать к себе внимания, но всё норовил вернуться обратно. Я усмехнулся. Похвальное рвение.

Теперь и мне пора идти, а то уже от табака в носу першит. Да и перед смертью, как известно не надышишься. Я прошёл в музей через мастерскую. Главный вход, как и было приказано, заперли снаружи, и если Пшысь хорошо выполнил свои обязанности, во всём огромном здании не осталось ни одного обычного человека, только один из самых опасных боевых магов Кипеллена и жуткая тварь из кошмара Мартина Горица.

По безлюдным залам шарахались длинные тени. В проёмах тоскливо подвывали сквозняки, но я нигде не задерживался, точно зная куда идти. В прошлый раз смешливица исчезла в галерее маринистов. И хоть саму картину перенесли в реставраторскую, я был уверен, что Пшкевич подготовил мне встречу именно там. Не зря же он в прошлый раз устроил в галерее целый спектакль.

Чем ближе я подходил, тем напряженнее казалась вязкая тишина. Мои шаги гремели на весь музей, а враг притаился и поджидал совершенно беззвучно. Я попытался выпустить поисковый импульс, но древние стены настолько пропитались охранными чарами, что заклятье исказилось до неузнаваемости и лопнуло лиловыми искрами. Со смешливицей в прошлый раз оказалось проще – у меня была её кровь. Придется действовать вслепую. Главное не останавливаться, а то в этой беспредельной тишине оглушат удары собственного сердца.

Очередной зал остался за спиной, а высокие двери в следующий оказались закрыты. «Поле боя» совсем рядом. Я сделал несколько глубоких вдохов. Чую, что они рядом. В подтверждение из галереи маринистов донёсся едва различимый скрежет, как будто мерзкая тварь точила когти об паркет. Я приготовился. Как говорили между собой мои коллеги по чародейскому ремеслу «развесил защитные заклятья на кончики пальцев», вскрыл колбу и накрыл горлышко ладонью. Толкнул двери и шагнул в зал.

Рекар застыл на противоположной стороне, как древнее изваяние. Не двигался, только таращился на меня безумными глазами.

— Все кончено, Пшкевич! — крикнул я. — Столько смертей не могут остаться безнаказанными.

Он не ответил. Даже не шелохнулся, а я обшаривал взглядом галерею. Где же смешливица? Неужели он так самоуверен, что не выпустил её на свободу. Я плотнее сжал колбу с аланиным кошмаром. У меня-то всё готово!

Над головой послышался легкий хлопок. На затылок и плечи посыпалась хрупкая стеклянная крошка, а голову окутала прозрачная синеватая взвесь. От неожиданности я вздрогнул и заморгал, не успев задержать дыхание. Перед глазами поплыло. Это еще что такое? Я посмотрел вверх. Прикрепленная к притолоке, покачивалась отбитая верхушка круглой алхимической сферы-ловушки. Я покачнулся, ноги перестали держать и сами согнулись в коленях. Меня переиграли? Кто бы мог подумать, что боевой маг опустится до такого. Повалившись на пол, я раскинул руки и выпустил колбу с кошмаром. Она, звеня, покатилась по паркету.

Я пытался разглядеть Пшкевича, но темнота уже не выпускала из железных объятий, сжимала всё сильнее, сильнее и уносила в чёрную бездну. В её самую беспросветную глубину.

«Он усыпил меня и теперь натравит смешливицу», — мелькнула жуткая догадка.

Возможно сейчас она уже рвёт на части моё тело, а я этого даже не чувствую, и проснуться мне уже не