Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы можете вызвать охрану? – спросил Гринчук, откладывая в сторону еду.
– Здрасьте, естественно, это часть моей работы.
– Вам будет очень жаль, если вот прямо сейчас я вам сообщу, что умер один из ваших ближайших помощников?
– Боже, это вы о ком?
– Не знаю, как именно он умер, но, скорее всего, он наложил на себя руки. Например, повесился.
– Прекратите говорить загадками, – потребовал Полковник.
– Вы, Полковник, помимо всего прочего, занимаетесь тем, что ограждаете новых дворян от скверного влияния окружающей действительности. Не даете, так сказать, им скатиться вниз. А у вас есть человек, который работает с уголовниками, с тем же Гирей, и следит, чтобы они не слишком зарывались, и не лезли вверх?
– Да, – раздраженно сказал Полковник.
– И вы подбираете на это место человека лично?
– А вот чайником по голове хотите, уважаемый Юрий Иванович?
– А вот тогда посылайте своих людей к своему Виктору Евгеньевичу. Арестовывать, как бы, уже наверняка поздно, а вот обыскать квартиру на предмет, скажем, планов дома Липских. Или… Стоп!
Гринчук встал с табурета.
– Давайте мы лучше с вами поедем туда сами, да еще пригласим с собой Владимира Родионыча. Там могут оказаться штуки, которые лучше охране не видеть.
– Зеленый, за базар ответишь? – спросил Полковник неприятным голосом.
– Зуб даю, в натуре, гер оберст, век воли не видать.
Виктор Евгеньевич не повесился. Он, как положено настоящим мужчинам, выстрелил в себя. Из охотничьего ружья двенадцатого калибра. Похоже было, что голова взорвалась, но как ни странно, лицо почти не пострадало. Ошибиться было невозможно.
– Господи, – простонал Владимир Родионыч, – сколько это еще будет продолжаться?
– Это конкретно? – уточнил Гринчук. – Тут уже все закончилось. Вон, мозги на стене, покойник на спине, ружье…
– Ну-ка, ну-ка, рифмочку, пожалуйста, – Владимир Родионыч отвернулся от трупа и воззрился на Гринчука. – Что там с ружьем?
Гринчук задумался. Поднял взгляд к потолку.
– Вот именно, Юрий Иванович, вы снова, как обычно, хорошо начали, а потом…
– Ружье в стороне, в общем, все, как в кине, – продекламировал Гринчук.
– В кине, – повторил Владимир Родионыч, рассматривая кабинет покойного.
В кабинете было два сейфа, один, оружейный, был раскрыт.
Оно и понятно, если человек надумал стрельнуть себе в голову из ружья, то закрывать сейф после того как достал из него оружие – нужно быть совсем уж законченным педантом.
Второй сейф был закрыт, и ключи от него Гринчук обнаружил в карманах самоубийцы.
– Будем сами смотреть, или подождем, пока менты приедут? – спросил Гринчук.
– А вы кто? – поинтересовался Владимир Родионыч, стараясь не глядеть в сторону покойника.
– Я, конечно, тоже мент, но если бы вы знали, как мне по-жизни надоело писать протоколы. Вот приедет бригада, посмотрит здесь на все, а потом… – Гринчук осторожно переступил лужу крови и подошел к стоящим на тумбочке телевизору и видеомагнитофону.
– Как вы полагаете, Юрий Иванович, – спросил от двери Полковник, – он сам себя?
Гринчук оглянулся на труп. Пожал плечами.
– Очень может быть, что и сам… Или ему помогли. Тут фокус в чем, если бы он сейчас лежал на полу, то мы могли бы потом понять, стрелялся он стоя или лежа.
– То есть?
– Ну, предположим, заходит к нему приятель, здравствуй, говорит, Витя, сколько лет сколько зим! – Гринчук открыл тумбочку, заглянул туда, достал видеокассету, посмотрел на название фильма. – Любил покойничек эротику.
– Вы не закончили свою мысль о приходе знакомого, – напомнил Владимир Родионыч.
Он стоял перед сейфом и задумчиво взвешивал в руках связку ключей Виктора Евгеньевича.
– А, – Гринчук присел и начал быстро извлекать кассеты, просматривать надписи и ставить кассеты обратно. – И предлагает посетитель хозяину выпить, скажем, коньячку. Как в бессмертном фильме про Штирлица. И, как в том же первоисточнике, лупит болезного бутылкой в район затылка. Там, кстати, есть разные места, по которым бить можно легонько, особо не размахиваясь. Потом берет гость ружье, которое в начале пьесы вовсе даже не висело на стене, а стояло в сейфе и не собиралось стрелять, сует ствол в рот хозяину дома и его ручкой нажимает на спуск. Знаете в чем прелесть мероприятия?
Гринчук закончил просмотр кассет в тумбочке и оглянулся на Владимира Родионыча. Тот все еще не решился открыть сейф.
– И в чем прелесть? – спросил Полковник.
– А прелесть в том, что если ударить человека по голове, то на голове остается либо шишка, либо синяк, а то и все вместе. А в случае со стрельбой и синяк и шишка дружненько разлетаются по мебели, стенам и потолку. Как мы с вами можем наблюдать сейчас.
Гринчук подошел к Владимиру Родионычу, отобрал ключи и присел на корточки перед сейфом, прикидывая, с какого ключа начать.
– Я давно заметил, что в домашних условиях суецидники предпочитают стреляться сидя., – Гринчук выбрал ключ, вставил его в замочную скважину сейфа, повернул. – Наш, вон, тоже, в кресле сидит. И тут вполне может быть и убийство и самоубийство. Стрелялся бы стоя – орлы эксперты потом определили бы, сам стоял, или ему помогли. Оно ведь, на такие дела коллективом обычно не ходят, посему удержать в вертикальном положении человека да еще и воспользоваться при этом ружьем…
Дверца сейфа открылась.
Владимир Родионыч подошел поближе, заглянул через плечо Гринчука.
Какие-то бумаги, похожие на досье, папки, распечатки. Пистолет и патроны к нему.
– И пистолетик, похоже, не зарегистрированный, – сказал Гринчук. – Любят у вас играться с незаконным оружием.
– А это что, в углу? – спросил Владимир Родионыч, указывая рукой в сейф.
Это была портативная видеокамера. И стопка микрокассет к ней.
Гринчук достал видеокамеру и кассеты. Протянул их Владимиру Родионычу:
– Подержите, пожалуйста. Я пока загляну в конверт.
В большом желтом конверте оказались фотографии. Гринчук аккуратно перебрал снимки, поцокал языком.
– Владимир Родионыч, вы фотографии, найденные в доме у Романа Ильченко смотрели? – спросил Гринчук.
– Мельком.
– Не похожи? – Гричук протянул фотографии.
Владимир Родионыч осторожно взял снимки, просмотрел.
– Не знаю наверняка, но…
Полковник, наконец, оторвался от дверного косяка и подошел к Владимиру Родионычу, взял у него снимки.