– Ой, Андрюш, а я тебя искала.

– Вот счастливое совпадение. И я тебя искал, – сказал Андрей, отстранившись и присев на стол. – Ну ладно, нежничать потом будем. Меня бельгийские курицы ждут. Я, кстати, тут кое с кем договорился насчет бухгалтерии. Толковая баба. Надо бы просмотреть книги.

– Надо бы, – закивала Наташа. – Отличная идея. Что б я без тебя делала? А ребятам я все заплатила, можешь спать спокойно.

Она уже очухалась и, присев рядом на край стола, закурила, задумчиво глядя на него через завесу дыма.

– Ты мне номерок дай своей толковой бабы, мы с ней сами обо всем договоримся. Чего тебя зря дергать? У тебя и так курицы там, кролики, скоро, может, индюки пойдут.

– Обязательно пойдут. Как народу без индюков? А эти еще на немецких харчах, упитанные и гладенькие, как ихние фатеры. Их в Голландии выводят, а потом в Германию везут откармливать. Интересная наука супермаркет, почти как литература. Реминисценции там всякие… и снились индюшатам в Баварии голландские польдеры с тюльпанами и мельницами. А бухгалтерша тебе сама позвонит.

– Надо говорить аккаунтант, Андрюшенька. Отстаешь от жизни со своими индюками и реминисценциями. Она от Гришки что ли?

Андрей кивнул и пошел к двери.

– Ол райт, мы с ней сами разберемся, – бросила она ему вдогонку. – Славке привет.

Андрей так и не разглядел, кто сидел в машине. На город уже упали сумерки и обволокли улицы, дома, машины и редких пешеходов серой пеленой. Проезжая мимо «Альфы Ромео», он повернул голову, но увидел в окне лишь смутные очертания.

Бухгалтерша Нина все не звонила, и он решил сам позвонить ей. К телефону долго не подходили, и Андрей уже хотел положить трубку, как в ней сказали:

– А, это ты, Андрей?

Голос был настороженный, тусклый, непохожий на ту энергичную Нину, с которой он разговаривал совсем недавно. Она тут же затараторила, не слушая его и не давая слово вставить.

– Нет, нет, Андрей, я нигде не была, я тебе сейчас все объясню, ну в общем мы с твоей партнершей сначала договорились, а потом у меня начался такой аврал, и я ей перезвонила и отложила встречу. Ну ты же знаешь, на мне пять АО и еще мебельный магазин, а они торгуют мебелью из Арабских Эмиратов, у них в бухгалтерии там сам черт ногу сломит. А еще из бизнес-школы звонят, умоляют помочь – у меня ж там дочка учится, так что никак не отказать, ты же понимаешь, ну в общем я кручусь с утра до ночи и у меня просто нет никакой возможности помочь вам в данный момент, прости, мне очень неудобно, но я ничего не могу поделать, правда, не обижайся ради бога, Андрей, я тебя очень прошу…

Он хотел было спросить у нее, почему она не позвонила раньше, но Нина, продолжая бормотать извинения, уже повесила трубку. Вот тогда он и вспомнил про шубу. Вернее, она не давала ему покоя весь день, и теперь он, кажется, понял, почему. Днем он зашел выпить кофе с бывшим однокашником, совладельцем птицефабрики под Таллинном, поговорить о сотрудничестве. Встретились на Вышгороде, в Девичьей башне. Славка остался ждать в «мерсе» внизу, у Оленьего парка. К кофе приятель заказал бутылку коньяка и сразу стал жаловаться, что бизнес говенный, фабрика устарела, партнер жульничает, а всякие жуки, вроде Андрея, наводнили рынок польскими курицами, и вообще, телки стали не те, раньше давали за обед в «Норде», а теперь им французское белье подавай и шубу, да чтоб не из нутрии, а соболя, ну в крайнем случае из норки.

– А ты себе выпиши деву из Урюпинска, – посоветовал Андрей. – Помнишь, был такой город? Она тебе полный сервис предоставит да еще и в рот будет смотреть. Заодно и развивающимся регионам поможешь.

– Тебе хорошо, – не обиделся приятель, подлив себе и Андрею коньяку. – У тебя железная женщина всем ворочает. Только денежки считай. И телки тебя любят за просто так.

– Да я вроде как тоже ворочаю, старина… – ответил Андрей, пропустив телок мимо ушей. – Ты лучше давай думай, какую партию нам организуешь, до пяти тысяч все возьмем, и учти, тебе за твоих цыплят никто такую цену не даст. Это я тебе по старой дружбе подфарчу.

– Ничего себе друг – пятьдесят копеек за цыпленка, – опять заныл приятель, но Андрей только усмехнулся, поднимаясь с кресла.

Вышли они из башни уже здорово поддатые, поэтому, когда Андрей в дверях столкнулся с тремя парнями, один из которых, в женской шубе нараспашку, подмигнул ему: «Здорово, начальничек», до него не сразу дошло, в чем дело.

Наташина норковая шуба с пышным лисьим воротником и широким подолом волнами ниспадала с тонкой фигуры Владимира Рута. Двое его спутников в надвинутых на лоб лыжных найковских шапках тоже притормозили, но Рут кивнул им, и они сразу исчезли в дверях. В шубе с женского плеча он выглядел, как шут гороховый. И все же в этом нелепом наряде Рут смотрелся неожиданно серьезно, как будто именно это маскарадное обличье открыло его истинное лицо. Во Владимире Руте все оказалось до ужаса серьезным: и кривлянье, и точеное, как лезвие ножа, балетное тело, и пофигизм, благодатью разлитый по красивому лицу. Как он сразу не разглядел это?

– Чего такой тухлый? – удивился Рут. – А, это… Так я ее в карты выиграл. У нас все по закону, мы кодекс уважаем. Как там с германскими индюками? Хорошо идут? А то смотри, если надо помочь, мы всегда-пожалуйста. С кем угодно разберемся, только свистни.

Перед тем, как скрыться за дверью, Рут оглянулся.

– Да, ты уж Наташку-то не обижай, она у нас женщина тонкая, у ей чувства в груди горят.

Андрей посмотрел на трубку, в которую только что сыпала извинениями Нина. Перед глазами пышными волнами всколыхнулась шуба ассистента, а сам ассистент теперь скалился на него из-под черных дыр носа и глазниц. В воздухе взметнулся горящий крест, и на Андрея уже во весь опор скакало чудовище с распахнутой пастью и лыбящимся скелетом на спине. Андрей схватил из бара бутылку виски и, закрыв глаза, жадно хлебнул из горла.

Когда из сейфа пропали двести тысяч, Андрей нисколько не удивился. Удивился же он тому, что ему почти год парила мозги стервозная баба и бывший музыкальный работник из провинции. А потом он возликовал. Осанна! Наконец-то он поймал ее, да еще, можно сказать, с поличным – кроме них двоих, доступа к сейфу ни у кого не было, – и вся эта туфта, в которой он погряз, как в болоте, вмиг затвердела под его ногами, и он снова почувствовал себя сильным, легким, быстрым, как греческое божество с крепкими икрами и крылышками на щиколотках, а главное – способным на целенаправленные действия. Он опять поймал за хвост жизнь, которая в последнее время все ускользала от него. Как будто пришел конец игре, в которую он играл, замаскировавшись бизнесменом и разъезжая в крутом белом «мерсе», и началась настоящая жизнь, где ему, бывшему литературному мальчику, предстояло доказать себе и миру, что он стоит ее. В этой настоящей жизни проигрывали в карты чужие шубы, а за неимением шуб – честь и жизнь. В этой настоящей жизни под кожаными куртками носили пистолеты «ТТ», окружали себя угрюмой свитой узколобых, презирали красноречие как признак слюнтяйства и интеллигентщины, ездили выяснять отношения в окрестные леса, иногда со смертельным исходом, и, не сомневаясь в продажности всего сущего, предпочитали глушить страх виски, а еще лучше водкой, и причем в полном одиночестве, не доверяя обмякшее тело ни свите, ни телкам. А еще в этом настоящем, некнижном мире оборотнями рыскали те, что не знали страха, как будто наполовину уже принадлежали потустороннему миру, тому самому, откуда по голой груди Рута на всех парах скакал лыбящийся скелет. Таинственные ассистенты со смертоносными татуировками на груди. Никто точно не знал, из каких широт их бывшей, необъятной родины этих волков-одиночек пригонял ветер нового времени. Они исчезали так же внезапно, как и появлялись. Ассистенты не примыкали ни к каким группировкам, лишь по делу слетаясь в небольшие стаи и мгновенно разлетаясь, оставляя после себя кровавые следы. Но чаще всего эти слепые инструменты яростной чужой воли работали в одиночку. Казалось, бывшая родина, когда-то наштамповав в неимоверном количестве, теперь рассылала их по своим просторам, как ангелов смерти, мстя за свой позорный крах.