бился о воротник. Я не думал, что она откажется, но я бросал ей новый дом и помолвку в одну и ту же ночь. Я просто надеялся, что она не сойдет с ума и не сбежит от меня.

Движение было более оживленным, чем обычно, и я опоздал на несколько минут, чтобы забрать ее. Припарковавшись, я заметил ее в холле, разговаривающую с Филом. Она повернулась, когда я вошел через автоматические двери, и посмотрела на меня, когда я направился к ней. Карие глаза сузились, она скрестила руки, окинула взглядом мой костюм и, словно не осознавая, что делает, зажала губы между зубами.

От жара ее глаз мое тело запылало. Красное платье обнажало ее гладкую смуглую кожу, глубокий V-образный вырез почти заставил меня забыть, зачем я здесь. Высокий разрез платья позволил мне увидеть эти бесконечные ноги, и при виде ее что-то сдавило мои легкие. Господи, эта женщина.

— Ты опоздал, Джордан. Не хотелось бы, чтобы кто-то подумал, что мой парень меня подставил, — сказала она, стараясь оставаться серьезной. Мне хотелось поцеловать этот умный рот, но я боролся с желанием отвести ее обратно наверх, чувствуя тяжесть бархатной коробочки в кармане.

— Прости, детка. Клянусь, я все исправлю, — я притянул ее к себе, и ее сладкий ванильный аромат затопил мои чувства. Устроившись в моих объятиях, она прижалась к моей шее, вдыхая мой одеколон.

Она любила этот одеколон, и когда я узнал об этом, то на следующий день купил еще три флакона. Конечно, когда она увидела их, то упала на пол в приступе смеха. Окончательно успокоившись, она в знак извинения расцеловала меня в лицо и сказала, что запах ей нравится, потому что я его ношу, а не наоборот.

С тех пор Линь дарила мне этот одеколон исключительно на Рождество и на дни рождения. Наз бросала на меня извиняющийся взгляд, когда Линь истерически смеялась каждый раз, когда убеждала меня, что шутка удалась, и я разворачивал ее подарок, чтобы увидеть тот же самый флакон.

— А теперь давай. Я хочу увидеть тебя в этом платье, — сказал я, разворачивая ее к себе. Она отбросила мою руку и пошла впереди меня, покачивая бедрами и давая мне именно то, что я хотел.

Когда мы сели в машину, я почувствовал, что погрузился в глубокую воду. Как будто что-то переключилось, и все стало реальным, когда она была рядом со мной, и эти выразительные шоколадные глаза смотрели на меня с такой любовью. Я надеялся, что не потеряю сознание до того, как она скажет "да".

Она пыталась завязать разговор, но я едва мог вымолвить два слова и только хмыкал в ответ. Я чувствовал ее горящий взгляд на своем лице, и, клянусь, она могла сказать, что у меня в голове крутится целый торнадо мыслей.

— Ты в порядке? — спросила она с беспокойством.

Я кивнул, неловко включив кондиционер и избегая ее взгляда. Мой телефон пикал без остановки, и я видел, что она смотрит на меня, когда я выключил его. Минуты проходили в молчании, что было для нас не редкостью. Мы часто находили утешение в том, что нам не нужно заполнять пространство нашей жизни словами и просто существовать друг с другом. Однако густое напряжение, витавшее в воздухе, бросалось в глаза.

— Ты меня бросаешь, да? — сказала она, и ее голос прорвался сквозь напряженную тишину в машине. Ее слова были как нож в груди, и я едва не затормозил посреди дороги. Я тут же остановился и припарковался, а затем повернулся к ней.

— Что? — спросил я, застигнутый врасплох ее предположением, которое было полной противоположностью тому, что я пытался сделать сегодня вечером.

Она фыркнула, избегая смотреть мне в глаза.

— Ты опоздал, ты почти не разговариваешь со мной и даже не поцеловал меня, — сказала она, и я увидел, что она изо всех сил старается не заплакать. Только она могла прийти к такому нелепому выводу.

Я разразился смехом, и от неожиданности она повернула ко мне голову. Яростное выражение ее лица говорило о том, что если бы она меня не любила, то пробила бы мне череп каблуком.

Прошло два года. Два года я был обведен вокруг пальца Наз, не мог прожить ни секунды, не думая о ней, не прикасаясь к ней, а она думала, что я расстаюсь с ней? Я глубоко выдохнул, изо всех сил стараясь скрыть широкую ухмылку на своем лице.

Она отстегнула ремень безопасности и потянулась к дверной ручке, готовая выйти из машины в полной неизвестности. В панике я потянулся к ней, закрыл дверь и заблокировал ее. Я освободил ее руки и поднес их к своей груди, прижав к себе.

— Ты злой, — пробормотала она.

Я поборол улыбку. Когда я притянул ее подбородок к себе, она наконец подняла глаза.

— Я не могу жить так, чтобы ты не принадлежала мне. Понятно?

Эти водянистые глаза пытались уловить ложь. Но она не нашла. Не тогда, когда я говорил о своей любви к ней.

Она медленно кивнула, и я поцеловал ее заплаканные глаза.

— Я не хотел, чтобы ты так себя чувствовала, Сарвеназ. Я был... занят, — сказал я, не открывая лишнего.

Прежде чем она успела задать новые вопросы, я запутался в ее волосах и поднес ее к своим губам, полностью поглощенный своей любовью к ней. Я надеялся, что она почувствует, что я никогда не был неуверен. Только когда дело касалось ее.

Ее ногти пробежали по моему затылку, когда она углубила поцелуй. Я обхватил ее челюсть и наклонил ее лицо так, что ее язык оказался напротив моего, вызвав у нее стон удовольствия. Ее тихие звуки были бы для меня смертью. Моя рука жадно скользнула под бретельки ее платья, прежде чем я понял, что отвлекся.

Я отстранился, и ее руки снова легли на колени. Не говоря ни слова, я продолжил движение, а она ошеломленно сидела на пассажирском сиденье, поправляя упавшую бретельку платья.

— Где мы? — спросила она, когда я въехал в наш новый район.

Наз оглядела темный район, пытаясь разглядеть место. Я ничего не ответил, только улыбнулся, когда заехал в подъезд.

— Джордан..., — сказала она, увидев перед собой дом и мгновенно узнав его. Я вышел из машины и, обойдя ее со стороны пассажира, протянул ей руку. — Я понятия не имею, что происходит, — прошептала она, взяв