— Проснулся? — промолвила Беатрис, без малейшей приветливости и сочувствия. — Нельзя так поступать со своей жизнью, ведь ты еще молод. Теперь, когда ты здесь, тебе придется есть и набираться сил.

— Где я?

— Не могу сказать, что у друзей, но во всяком случае не у врагов.

Вошла вторая женщина, та, что была моложе, в ее руках Джулио увидел тарелку с чем-то дымящимся и вкусно пахнущим, с чем-то таким, чего он давно не ел.

Непокорные пряди, безжалостно стянутые в строгую прическу, глубокие темные глаза. Гибкие, как ветки ивы, руки, бедра, напоминающие формой кувшины, с которыми женщины Лонтано ходят за водой, неосознанная чувственность движений. Занавес, за которым скрывалось прошлое, приподнялся: Джулио ее узнал.

— Кармина!

Ему почудилось, будто из ее глаз вылетели искры, и он вспомнил, как семь лет назад его руки неумело, но жадно скользили по телу девушки, которую он сперва обманул, притворившись Дино, а после с легкостью бросил, забыл.

— Да, это я. — Ее тон не сулил ничего хорошего.

Джулио вспомнил Амалию и внутренне сжался, готовый к тому, что его снова начнут унижать.

— Почему я здесь? — спросил он.

— Это дом господина Маркато, твоя сестра Бьянка замужем за ним. Поэтому мы взяли тебя к себе.

Джулио усмехнулся.

— Не думаю, что тебе будет приятно ухаживать за мной.

— Дело не в этом, — ровно произнесла Кармина, — долг есть долг. Я кое-чем обязана Бьянке.

— Мне ты ничего не должна, — сказал и осторожно добавил: — Это я тебе должен.

— Ты ничего мне не должен, Джулио. Мы чужие люди. Нам нечего вспоминать и не о чем говорить. Лучше поешь, — промолвила она и зачерпнула бульон ложкой.

— А если я не буду?

— Тогда я позову Беатрис. Поверь, это будет намного хуже.

После еды ему вновь захотелось спать, и все-таки он сказал:

— Не могла бы ты принести мне воду и чистую одежду?

— У меня нет мужской одежды, но я постараюсь что-нибудь придумать.

— Ты не замужем?

Лицо Кармины окаменело.

— Была. Мой муж умер.

— Ясно.

Джулио закрыл глаза. Кармина смотрела в измученное лицо отца своего сына, в лицо, на котором застыло выражение злобной обреченности. В каждом взгляде, слове, движении его натянутого как пружина тела жила настороженность. Этот человек напоминал ей бродячую собаку, которая все время скалит зубы, опасаясь, что ее вот-вот ударят.

Что-то перевернулось в душе Кармины, и она сказала то, что еще минуту назад не произнесла бы даже под пыткой:

— Мне очень жаль, что с тобой случилось несчастье.

Следующим утром Джулио проснулся в другом настроении. Он почувствовал себя значительно лучше. За окном пели птицы, в комнате пахло морем и утренней свежестью, постель была мягкой и чистой.

Джулио заметил, что за ним подглядывают. Темные, как каштаны, глаза ребенка то появлялись в приоткрытой двери, то исчезали.

— Входи, — сказал Джулио, и через мгновение мальчик робко остановился на пороге.

— Вообще-то мама не разрешает мне заходить в комнаты постояльцев и приставать к ним с разговорами, — виновато произнес он.

— Я не обычный постоялец. Я брат Бьянки.

— Брат тети Бьянки?! — оживился ребенок.

— Тебе она нравилась?

— Да. Только она давно уехала.

— Как тебя зовут?

— Орландо.

— Меня Джулио.

— Мой отец тоже был на войне, — сказал мальчик. — Только его убили.

— Ты его помнишь?

— Я его никогда не видел.

Джулио выпростал руки из-под одеяла и показал ребенку.

— Видишь? А еще, — он кивнул на стоявшие в углу костыли, — у меня нет ноги. Так что твоему отцу повезло.

— Зато мне — нет.

— Почему?

— Я бы хотел, чтобы он вернулся, пусть даже таким, как вы.

— Я почти ничего не могу делать. Даже что-то смастерить или починить.

— Ну и что? Я бы разговаривал с ним. Я бы просто знал, что у меня есть отец. Этого было бы достаточно.

— Я тоже могу с тобой поговорить, — неожиданно для себя произнес Джулио, ибо прежде его совершенно не интересовали дети.

Орландо встрепенулся. У него были удивительно живые глаза и улыбка, способная растопить лед самого равнодушного сердца.

— Я хочу знать о войне. И вы… вы видели императора?!

— Видел, — сказал Джулио и спросил: — Сколько тебе лет?

— Шесть.

— Как твоя фамилия?

— Бернарди.

Кармина солгала. Она не была замужем. Этот похожий на огонек мальчик мог быть его сыном.

Между тем, Орландо едва не приплясывал от восторга. Было видно, что ребенок истосковался по мужскому общению.

— Наверное, вы совершили много подвигов?!

— Ни одного.

По лицу мальчика скользнула тень и тут же исчезла, уступив место тайному пониманию. Очевидно, он решил, что настоящие герои не привыкли хвастать своими свершениями.

— Орландо!

Услышав полный возмущения голос, оба уставились на дверь.

— Я только хотел… — начал мальчик, но Кармина строго перебила: — Что ты здесь делаешь? Я дала тебе поручение, ты должен его выполнить.

— Иду, — сказал Орландо, успев обменяться с Джулио заговорщицким взглядом.

— Скажи правду, — произнес Джулио, когда мальчик ушел, — Орландо мой сын?

— Нет! Не твой! И не спрашивай об этом!

Джулио почудилось, будто он видит перед собой острые рифы, способные превратить в щепки любой, самый крепкий корабль. Кармина окружила свое одиночество густыми терновыми кустами и точно так же не желала делиться ни с кем своей единственной радостью.

Через несколько дней Джулио встал с постели. Никто не мог запретить им с Орландо сидеть на заднем крыльце по вечерам, когда работа была закончена, солнце уплывало за горизонт, окна пламенели в свете заката, а паруса кораблей напоминали огромные окровавленные знамена. Кармина не находила себе места, ибо из кухни ей был слышен счастливый смех Орландо и негромкий голос Джулио. Она тайком выглядывала в окно, пытаясь прислушаться, однако не могла разобрать ни слова.

В один из таких моментов к ней подошла Беатрис и сказала:

— Не изводи себя. Расскажи им правду. Они оба нуждаются в ней.

Кармина отпрянула от окна, на ее лице выступили красные пятна.

— Нет! Джулио этого не заслуживает! Он ненадежный человек, и я ему не верю. Если бы он не стал калекой, ему и в голову бы не пришло обо мне вспомнить!