Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под началом С.А. Вольфа и его преемников трудились Иоганн Фитингоф, Иоахим Гагемейстер и швед Альбин Грундельшерн. Другой швед, Лоренц Ланг, с 1715 года совершил с торговыми караванами шесть путешествий в Китай, налаживал дипломатические и торговые отношения России с дальневосточным соседом, а с 1740 по 1752 год был вице-губернатором в Иркутске. Капитан морской артиллерии Андрей Беэр служил в Оружейной канцелярии и успешно руководил Сестрорецким оружейным заводом. На протяжении пяти царствований занимал должность вице-президента Штатс-конторы Карл Принценстерн, ценившийся за умение в нужный момент отыскивать деньги. За 42 года службы обрусел, получил дворянство и вотчины и в 1764 году был в очередной раз представлен к повышению 64-летний вице-президент Юстиц-коллегии лифляндских и эстляндских дел Фёдор Иванович Эмме.
При Анне Иоанновне пост генерал-директора петербургской конторы Главной дворцовой канцелярии занял барон фон Розен; под его началом в качестве дворцовых управителей подвизались «доменс-советник» Фирек, асессор Гохмут, комиссар Пеллинг. Француз Антон (Антуан) Кармедон возглавил тогдашний «Госстрой» — Канцелярию от строений.
На русской службе находились греки, итальянцы, поляки, турки, шведы, французы; выходцы из германских земель указывали свою национально-государственную принадлежность: «голштинцы», «курляндцы», «эстляндцы». Так, в Юстиц-коллегии служил асессор Гейсон «из немецких шляхтичей», президент Академии наук барон Корф был родом «ис курляндских шляхтичей», советник академической канцелярии И.Д. Шумахер — «альзацкой нации», директор Петербургской почтовой конторы Ф. Аш происходил «города Бреславля из гражданского чину».
В 1736 году в Кабинет министров обратился саксонский камергер, обер-берг-гауптман барон Курт Александр Шемберг (Шомберг) с предложением своих услуг в качестве горного специалиста и обещанием привлечь на российскую службу других «горных людей». Предложение было принято, и барон прибыл в Россию вместе с четырнадцатью специалистами («обер-берг-амтовым актуариусом» Карлом Фохтом, «гистеншрейбером» Иоганном Леманом, штейгерами Иоганном Буртгартом, Кристианом Пушманом, Иоганном Шаде и др.). Всех приехавших приняли на службу, а с самим Шембергом заключили «капитуляции» — правда, на менее выгодных условиях, чем он рассчитывал: вместо жалованья в шесть тысяч рублей в год положили только три тысячи.
Шемберг возглавил образованный вместо петровской Берг-коллегии Генерал-берг-директориум; выступая сторонником приватизации казённых предприятий, он добивался, чтобы процессом руководило это ведомство, а его подчинённые могли вступать в рудокопные компании и становиться владельцами заводов. Так и случилось: в марте 1739 года императрица оказала «всемилостивейшую протекцию» — повелела отдать генерал-берг-директору присмотренные им богатые «рудные места» на Урале и в Лапландии со всеми строениями, лесами, правом держать «припасы» и вино; на условиях платы с каждого пуда выплавленной меди по рублю «вместо определённой в нашем Берг-регламенте с меди десятой доли».
Для управления своим хозяйством Шемберг создал Благодатский[10] обер-бергамт с нанятыми в Саксонии мастерами. Он добился расторжения контракта с агентом казны по продаже российского железа за границей — фирмой Шифнера и Вульфа — и получил право продать от пятисот до шестисот тысяч пудов металла. Фаворит императрицы согласился «быть порукою». Однако коммерческих талантов «эксклюзивный дистрибьютор» не проявил — в августе 1740 года он уже был должен казне 138 655 рублей. Анна Иоанновна потребовала от Сената взыскать с Шемберга плату за предоставленные ему 239 тысяч пудов железа. Барон отдал лишь 90 тысяч и просил об отсрочке, но 3 ноября Сенат по указу уже регента Бирона повелел ему немедленно заплатить всю сумму. Вероятно, к тому времени герцог уже разочаровался в своём протеже. В конце концов в 1742 году за долги заводы были возвращены в казну.
Скорее всего, это было не хищение в особо крупных размерах, а неудачный опыт приватизации с привлечением иностранных инвестиций и технологий. Трудно судить, как повлияли на организацию производства на российских заводах привезённые Шембергом саксонские специалисты, а вот обещанный им приток инвестиций вряд ли случился: мощных транснациональных корпораций тогда не существовало, иностранное купечество концентрировалось в столице, держало в своих руках вывоз российской продукции и операции по продаже казённых товаров и, кажется, не желало вкладывать большие деньги в разработку уральских рудников.
Основания для передачи горной промышленности в частные руки имелись, но трудно признать эффективным соединение в одном лице государственного чиновника, призванного отвечать за развитие всей отрасли, и собственника, заинтересованного не в конкуренции, а в максимальной прибыли. Однако правительство Елизаветы Петровны в действиях Шемберга не обнаружило состава преступления; примерно половина из нанятых им саксонских специалистов продлили свои контракты и остались служить в России. Состоявшаяся же при самой Елизавете раздача казённых предприятий была проведена ещё хуже — металлургические заводы разошлись по рукам вельмож из окружения императрицы.
Что же касается собственно «немецких» территорий — Лифляндии и Эстляндии, то они по-прежнему сохраняли внутреннюю автономию — систему местных выборных учреждений и судов, но дополнительных привилегий не получили. Анна и её окружение не собирались принципиально менять имперскую политику ради сословных выгод прибалтийского дворянства. С 1730 года до февраля 1737 года не собирался лифляндский ландтаг, на ходатайства рыцарства Сенат отвечал отказом и даже потребовал объяснить, на каком основании ландтаги вообще собираются. Впоследствии положение изменилось только благодаря посредничеству вице-губернатора, родственника Бирона Лудольфа (Рудольфа) Августа фон Бисмарка.
Сдачей государственных имений местному дворянству ведал тот же вице-губернатор Бисмарк, однако известия о нарушениях правил аренды иногда доходили до самой императрицы. «Крестьяне, подданные наших мариенбургских маетностей, — извещал указ 1735 года по поводу одного из арендаторов, капитана Липгардта, — всеподданнейше жалобы к нам приносили, как о учинённых им от помещика несносных насильствах и утеснениях, также и о неполучении по прошениям своим у ландгерихта судебной расправы». Несмотря на то что за Липгардта вступились местные власти, он был признан виновным и лишён права аренды. Петербург требовал охраны казённых владений от разорения и напоминал местным властям о необходимости следить, чтобы «такими от арендаторов над крестьянами насильствами и утеснениями наши маетности разорены и таким беспорядочным администрациям отданы не были». Немецкие бароны, недовольные такой политикой, искренне считали Бирона покровителем латышских мужиков и евреев.
Кстати, приток иностранцев на государственную службу продолжался и в «патриотичное» правление Елизаветы. Перепись чиновников 1754–1756 годов показала, что только в центральных учреждениях страны исправляли должность 74 иностранных специалиста-разночинца (не считая дворян), составлявшие уже 8,2 процента служащих.