с присягой Гитлера, соответствовал формальностям Веймарской конституции, как они выполнялись предыдущими канцлерами при вступлении в должность. С этой точки зрения событие, приведшее Гитлера и нацистскую партию к власти, выглядело не более чем очередным раундом парламентской игры. Однако вечером того же дня десятки тысяч штурмовиков, бойцов СС (Schutzstaffel, гитлеровская преторианская гвардия) и других членов правых военизированных организаций прошли торжественным маршем по улицам Берлина. Салютуя новому канцлеру, они, несомненно, восприняли его приход к власти как новую основу немецкого государства.

Гитлер и нацистская партия пришли к власти в соответствии с правилами и процедурами, установленными Веймарской конституцией. Эти правила и процедуры изначально создавались в расчете на то, что со временем немецкий народ начнет наделять парламентскую демократию легитимностью, которая заставит уважать правила политической игры важнее, чем личность и политика тех, кто побеждает и проигрывает на выборах. И хотя в последнее время правила игры иногда нарушались, в обществе сохранялся широкий консенсус относительно того, какие действия могут преступать установленные конституцией рамки. В то время, когда Гитлер стал канцлером, многие воспринимали нацистскую партию как легитимного игрока в политической игре.

Тем не менее, к 1933 году большинство делегатов, избранных в рейхстаг, в том числе и от нацистской партии, практически не уважали парламентскую демократию, созданную Веймарской конституцией. Эти делегаты играли в политическую игру, чтобы заменить ее чем-то другим, хотя и не были согласны с тем, что это может быть за что-то другое. С этой точки зрения Гитлер и нацистская партия пришли к власти, подчиняясь правилам политической игры, которую они полностью намеревались разрушить. И здесь они были не одиноки.

Таким образом, основание Третьего рейха сопровождалось парадоксом. С одной стороны, Гитлер и нацистская партия стремились придать своему приходу к власти легитимность, подчиняясь правилам политической игры, к которой они относились с явным и безоговорочным презрением. С другой стороны, придя к власти, они практически сразу же разрушили эту политическую игру, заменив ее принципиально иной системой управления. Почему они придерживались правил политической игры, которую презирали, если подчинение этим правилам означало, что они никогда не смогут прийти к власти? Из этого вопроса естественно вытекает второй: почему, достигнув власти в соответствии с правилами этой политической игры, они ее разрушили? Если эти правила принесли им власть, то почему бы им не продолжать заниматься политикой в рамках этой политической игры? Ответы на эти вопросы кроются в том, как они и немецкое общество представляли себе волю народа.

В период между созданием Веймарской конституции и приходом к власти Гитлера в немецком обществе существовало как минимум четыре различных, конкурирующих между собой концепции воли народа. Одна из них, ленинская концепция диктатуры пролетариата, уже знакома читателю как движущая сила той революции, которая стала русской. Воплощенная в немецкой коммунистической партии, эта конструкция представляла народную волю как нечто, что в полной мере проявит себя только после того, как надвигающаяся пролетарская революция приведет партию к власти. До тех пор компартия Германии, как и нацисты, играла в парламентскую демократию, но, в отличие от нацистов, их участие в ней не было продиктовано верой в то, что эта игра принесет им власть; они считали, что участие в ней - лучший способ распространить свои доктринальные обязательства в массах и одновременно саботировать парламентскую демократию изнутри.

Совершенно иная концепция народной воли формировала убеждения и практику тех, кто был приверженцем парламентской демократии, как в абстрактной теории, так и в том виде, в котором она была воплощена в Веймарской конституции. Несмотря на то, что по сути своей они придерживались самых разных взглядов, начиная от политической верности католической церкви и заканчивая стремлением к якобы марксистской социал-демократии, они составляли основу большинства веймарских правительств вплоть до

Того, как Гитлер стал канцлером. Для них народная воля вырабатывалась и проявлялась в демократических выборах и свободных парламентских дебатах.

Другая концепция народной воли была свойственна остаткам старого режима, жаждавшим восстановления германской монархии и, что более практично и реалистично, авторитарного государства, опирающегося на престиж и дисциплину национальной армии. В соответствии с этой концепцией народная воля трактовалась как предпочтение интересов и потребностей немецкой нации, признаваемых земельной аристократией, высшими военными чинами и теми, кто контролировал крупнейшие предприятия промышленной экономики. По их мнению, парламентская демократия в лучшем случае искажала волеизъявление народа в бесконечных и бессмысленных политических дебатах. В худшем случае предвыборная борьба между основными партиями разделяла народ на мелкие интересы и дробила нацию на враждующие группировки. Хотя они обвиняли демократию в этих последствиях, их решение (авторитарное правление элиты страны) предполагало, что массы никогда не должны активно участвовать в политике, независимо от формы политической системы. В их концепции народная воля проявлялась как имманентное стремление к социальному порядку, национальному единству и выдающейся роли немецкой нации в мире. Немецкий народ желал этого, хотя и не мог достичь этого по собственной воле. С одной стороны, демократия и демократические практики не были необходимы для выявления содержания народной воли, поскольку оно и так было известно. С другой стороны, народная воля была и замутнена, и расстроена мелкими дрязгами, присущими парламентской демократии.

Четвертая и окончательная концепция народной воли была заложена в идеологии и практике нацистской партии. Как и те, кто предлагал создать авторитарное государство с преобладанием элиты, нацисты считали, что парламентская демократия раздробляет нацию и тем самым не позволяет немецкому народу в полной мере реализовать свое врожденное расовое и культурное превосходство. Но нацисты развивали эту логику дальше, утверждая, что реализация этого превосходства на национальной и мировой арене является законной исторической судьбой немецкой расы, народа и нации. Придя к власти, нацистская партия предложила переделать немецкое государство таким образом, чтобы сила немецкого народа могла материализовать эту судьбу. В этом отношении нацистская идеология была схожа с традиционной немецкой консервативной мыслью. Однако, в отличие от авторитарной элиты, организация нацистской партии сама по себе была лишь проводником истинного воплощения народной воли - вождя4. Вождь в своей личности и в своем сознании одновременно воплощал народную волю (в том смысле, что он был материальным олицетворением немецкого народа и, следовательно, мог волить только то, что он волил) и вел за собой народ (в том смысле, что он правильно определял и затем осуществлял те меры, которые могли бы реализовать историческую судьбу немецкой расы, народа и нации, то есть фактически говорил народу, что он волит).

Как теоретический прием, понятие "вождь" снимало или устраняло ряд противоречий, которые в противном случае возникли бы в нацистской партии. Прежде всего, это противоречие между абсолютным, личным господством Гитлера в